– Ничего не было доказано, – нервозно возразил Гескамп. “К чему это парень клонит? Ишь как ухмыляется”.

– В глубине души вы согласны, но не хотите смотреть фактам в лицо, потому что тогда придется занять позицию “за” или “против”.

Гескамп окинул долину взглядом. Он едва владел собой, но не знал, как опровергнуть доводы Шорна.

– У нас только два пути. Либо мы должны контролировать телеков, то есть подчинить их людским законам, либо полностью уничтожить их. Грубо говоря», убить. Если мы не сделаем этого, они станут хозяевами, а мы – рабами. Это неизбежно.

Раздражение Гескампа прорвалось наружу:

– Зачем вы мне все это говорите? К чему клоните? Странно слышать такое от архитектора. Напоминает взгляды тех конспираторов, о которых я слыхал.

– У меня есть определенные намерения. Я хочу, чтобы вы прониклись нашими идеями.

– Ах вот как!

– И если это удастся, воспользоваться вашими возможностями и вашей властью.

– Да вас целая группа? Кто вы такие?

– Люди, обеспокоенные той тенденцией, о которой я рассказал.

– Подрывная организация? В голосе Гескампа сквозило презрение. Шорн рассмеялся:

– Пусть вас не сбивают с толку словесные формулировки. Называйте нас комитетом граждан, озабоченных будущим общества.

– Вам не поздоровится, если телеки что-нибудь пронюхают, – деревянным голосом произнес Гескамп.

– Они знают о нас. Но они не волшебники. Они не знают, кто мы.

– Но я уже знаю, кто вы, – заметил Гескамп. – Что, если я передам этот разговор Ноллинруду? Шорн криво усмехнулся:

– Что вы выиграете?

– Много денег.

– Вам всю жизнь придется жить в страхе перед местью.

– Мне все это не нравится, – твердо сказал Гескамп. – Я не желаю участвовать в тайном заговоре.

– Подумайте хорошенько. Спросите свою совесть.

Через два дня произошло нападение на Форенса Ноллинруда.

Строительная контора находилась западнее стадиона. Это было длинное здание в форме буквы “Г”. Гескамп стоял во дворе и решительно отказывался платить водителю грузовика за привезенный цемент выше условленных расценок.

– Я могу купить цемент дешевле где угодно! – кричал Гескамп. – Ты и контракт получил только потому, что я поручился за тебя.

Водитель был одним из обездоленных фермеров. Он упрямо тряхнул головой:

– Вы мне не сделали никакого одолжения. Я теряю деньги. Это стоит мне три кроны в час.

Гескамп презрительно указал на небольшой грузовичок с двумя плунжерами:

– Как ты собираешься работать с такой техникой? Твоя задача лишь в том, чтобы ездить к карьеру и обратно. Достань пару погрузчиков Самсона, тогда издержки уменьшатся и ты начнешь лучше зарабатывать.

– Я фермер, а не водитель. Я согласился на этот контракт, потому что у меня есть то, что у меня есть. А если я накуплю тяжелого оборудования, то увязну в долгах по уши и ничего хорошего из этого не выйдет. Работа на три четверти сделана. Мне нужны деньги, Гескамп, а не совет.

– Ну, от меня ты их не получишь. Поговори с торговым агентом – может, его уломаешь. Я сделал тебе контракт. Это все, что я мог для тебя сделать.

– С торговым агентом я уже говорил. Он сказал, что ничем помочь не может.

– Тогда попробуй встретиться с каким-нибудь телеком – у них есть деньги. А я ничем не могу тебе помочь.

Водитель сплюнул:

– Телеки – дьяволы, которые все это затеяли. Год назад у меня была маслобойня – как раз там, где теперь эта лужа. Я получал хороший доход. А теперь у меня ничего нет. И все деньги, которые они мне дали, чтобы я убрался, ушли в этот песок. Куда мне теперь идти?

Гескамп сдвинул кустистые пепельно-серые брови:

– Мне очень жаль, Нонсон, но я ничего не, могу сделать. Вот телек, расскажи ему о своих бедах.

Этим телеком оказался Форенс Ноллинруд, высокий, с величавой осанкой и соломенными волосами. Он был в плаще цвета ржавчины, шафрановых брюках и черных вельветовых туфлях. Водитель некоторое время смотрел на Ноллинруда, причудливо парившего на высоте трех футов на другом конце двора, потом решился и угрюмо двинулся вперед.

Находясь в конторе, Шорн не мог ничего разобрать из их разговора. Водитель стоял расставив ноги и воинственно задрав голову. Форенс Ноллинруд взирал на него сверху вниз, презрительно скривив губы.