– Ага.

Она извлекла из рюкзака две бутылки пива, одну бросила ему, потом достала блок сигарет.

– Ух ты, «БТ»! – с восхищением заметил он.

– А то! Спички есть?

– Есть. А вот открывашки для пива нет.

– Давай сюда.

Она поднесла бутылку к бутылке, так что крышки соприкоснулись нижними, зубчатыми краями, примерилась, рванула. Обе крышки слетели одновременно.

– Учись, студент! – Девушка протянула ему бутылку. – Будь здоров! Имя у тебя интересное, я напомни.

– Нил, – сказал он, прихлебнул теплого свежего пива. – Нил Баренцев.

– Красиво. А я Линда. Линда Маккартни.

– Иди ты!

– А что, не похожа? Говорят, похожа... В неровном свете свечи он вгляделся в ее удлиненное, несколько аскетическое лицо с большими светлыми глазами и чувственным алым ртом. А видь и в самом деле...

– Похожа, только симпатичнее. В той Линде есть что-то лошадиное.

– Ну, мерси... Вообще-то по паспорту я Ильинская Ольга Владимировна, только мне это не нравится.

– Отчего же? Отличное имя.

– Совсем как та шибко правильная девушка, которая Обломова спасала. А я девушка неправильная и никаких Обломовых спасать не желаю.

– А что желаешь?

– Закурить желаю... Да ты что стоишь, кидайся рядом...

Они курили, болтали, жевали ее бутерброды с копченой колбасой. Нил глядел на нее и думал, что и здесь, в Житково, оказывается, может быть совсем неплохо. Даже хорошо.

– А мою маму тоже Ольгой Владимировной зовут, – неожиданно сказал он. – Ольга Баренцева, оперная певица.

– Не знаю. Мне вся эта опера по фигу. Я «Бит-лов» слушаю, рок всякий.

– Играешь? – Он подбородком показал на зачехленную гитару.

– Так, бренчу. А ты?

– Можно?

Он подтащил к себе гитару, расстегнул чехол. Гитара была плохонькая, кустарно переделанная из семиструнки. Он проверил звук, подкрутил колки.

– La-la-la-la-la-la lovely Linda

with a lovely flower in her hair...
–

<Ля-ля-ля, очаровательная Линда,

с очаровательным цветочком в волосах (англ.)>

это про тебя, между прочим.

– Про нее. Но закроешь глаза – никакой разницы... Как будто сам Поль поет.

– А откроешь – всего-навсего Нил.

– Не прибедняйся... Лучше еще сыграй, ты здорово умеешь.

– Учился, – скромно сказал Нил и ударил по струнам:

Let's all get up and dance to the song

That was the hit before your mother was born,

And though she was born a long-long time ago...

Your mother should know, a-ha.

– Your mother should know

<Ну-ка, подъем, и песню споем,

Что была старым, старым, старым хитом

Еще до того, как родилась твоя мать

Но – она должна знать, ее

Твоя мать должна знать

(«Битлз», «Твоя мать должна знать» с альбома «Magical Mystery Tour» )>, –

подхватила она. Голос у нее был очень высокий, звонкий, красивый, но совсем не поставленный. И со слухом не все в порядке. Ну и что? Его давно задолбало правильное пение. Мелани, самая знаменитая хиповская певица, из четырех нот в три не попадает...

– Sing it again...<Спой еще раз (англ.)>

Когда он закончил, она быстренько наклонилась к нему и чмокнула в щеку.

– Нил, ты гений! Спиши мне аккорды. С появлением Линды тонус жизни в отряде изменился не только для Нила. Когда они спустились под столово-кухонный навес и Нил взгромоздил на плиту отрядный чайник, чтобы испить с Линдой растворимого кофе, тоже привезенного ею, рядом никого не было. Но стоило Нилу вновь взять гитару в руки, откуда ни возьмись появился Юра Стефанюк, уселся на другой край лавочки со скучающим видом.

– Something in the way she moves

Attracts me like no other lover...

<Нечто в ее движениях влечет меня,

как никого другого

(Джордж Харрисон, «Что-то» – «Битлз», альбом «Abbey Road»)>

Линда подпевала, а Стефанюк в такт постукивал ногой о земляной пол. Когда же гитара смолкла, он неожиданно сказал:

– Это с битловского «Рубероида» вещица. Я этот диск у Толяна на Галере за пять-ноль брал.