Шрифт:
– Хай, Баренцев!
Ему улыбалась сидящая у стенки девчонка, маленькая, курносая, раскрашенная не хуже ирокеза.
– Приве-ет, – растерянно протянул он. Это создание в узких «вареных» джинсах, чрезмерно обтягивающих толстенькие ножки, было ему совершенно незнакомо.
– Не узнал? Я же Линда. Он изумленно моргнул, придержал за руку настоящую Линду.
– Так вот же Линда...
Девушки оглядели друг друга без особого тепла и одновременно процедили сквозь зубы:
– Хай, Линда.
– Пойдем, – шепнула Линда-первая и потащила его дальше.
– Слушай, а эта самозванка тоже Линда. Почему? – тихо спросил он, когда они удалились на два шага.
– А потому что у нас в «Пенни-Лейн» нет никакого порядка. Два Поля – Князев и Рейман, два Джорджа, целых три Йоки. Один чувак вздумал даже Джоном заявиться, только уж этого наш Джон не стерпел и объявил его Питом Бестом. Бардак! Хоть бы по старшинству определяли, что Ли. Я вот уже четвертый год Линда, а эта писюшка только весной себе такое имя взяла, потому что ей, видите ли, Поль Маккартни пласт подарил, с автографом...
– Который Поль Маккартни? Князев или Рейман?
– Нет, ты не понял. Настоящий Поль Маккартни, «битловский».
– Ничего себе! А как так получились?
– А папаша у нее дипломат или что-то в этом роде. Она пять лет в Югославии жила, сюда только поступать приехала, на сербохорватское. Там, значит, и адрес его раздобыла, и письмо написала, как она, простая советская девочка, аж с самого детства в него влюбленная, в кумира своего. А через месяц из Лондона бандероль...
– Неужели в самом деле Маккартни?..
– Очень сомневаюсь. Она, конечно, этот диск всем показывала, хвасталась. Но я так думаю, подпись подделала... Йоко, эй, Йоко!
Линда бесцеремонно принялась расцеплять целующуюся на подоконнике парочку.
– Лариска, да оторвись ты, завязывай лизаться! Девушка на подоконнике отстранила пылкого партнера и выпрямилась во весь свой немаленький рост. Лицо ее пылало праведным гневом.
– Какого члена!.. – начала она, но у вид ев, кто стоит перед ней, резко сменила тон: – Ой, Линдоч-ка, хай! Тебя Джонни спрашивал.
Быстренько оглядевшись, Линда наклонилась и прошептала на ухо Йоко-Лариске:
– Он у нас?
– Да, и Ринго с ним. Постучи три-два-три, он откроет.
– Ясно, – Линда переключилась на нормальную громкость: – Вот, знакомься, это Нил Баренцев.
– Йоко! – Лариска выставила руку с опущенной ладошкой. – Я слышала тебя на дискотеке. Супер! У тебя непременно должно быть клубное имя, только я все забываю, кто «битлам» на фоно подыгрывал – Джордж Мартин, Фил Спектор... Джордж у нас уже есть... Вот, будешь Филом, годится? Фил – Нил, почти то же самое.
– У нас кота Филом звали, – сказал Нил. – Можно я лучше Нилом останусь? Как Кэссиди.
– А это еще кто?
– Это... – Нил многое мог бы порассказать о Кэссиди, про которого узнал из книги, подаренной ему одним американцем, приезжавшим к матери в театр. Книга была о самых знаменитых американских битниках – Керуаке, Бэрроузе, Гинзберге, Ке-не Кизи. Всю книгу Нил, понятно, не прочитал, но главу о Кэссиди кое-как осилил. Потому что непутевого доктора всяческих наук, признанного последним истинным героем Америки и выведенного в «Полете над гнездом кукушки» под именем Мак-Мэрфи, звали так же, как Баренцева, Нилом. Тезка красиво жил и красиво умер – у полотна железной дороги посреди мексиканской пустыни, в наркотической горячке пересчитывая шпалы до Мексико-сити... Нил поглядел в необремененное интеллектом и необезображенное красотой лицо Йоко и сказал:
– Ударник у Джимми Хендрикса. Сейчас с Джорджем Харрисоном играет.
– Ой, погоди, я тогда имя запишу... Как ты сказал – Нил Кессоги?
Она принялась чирикать обгорелой спичкой на пачке из-под «беломора»., а Нил завертел головой, ища глазами Линду. Но ее не было, зато к нему тут же подскочила Линда-два.
– Так и не узнал меня? – игриво спросила она.
– Не-а... Хотя погоди, ты в сто восемьдесят третьей школе до пятого класса не училась? Или до шестого...
– Не училась, – капризно сказала Линда-два. – Я сейчас с тобой учусь.
– Но у нас в группе всего две девчонки, и они...
– А я не в твоей группе. У нас общие семинары по языкознанию.
– Ну-ка, ну-ка... – Он вгляделся в ее раскрашенное, кукольное лицо. – Неужели Заволжская?!
– Задонская, – сердито поправила она. Вот это да! Серая мышка Задонская, которую он с первого взгляда зачислил в разряд тихонь-отличниц... То есть, не сказать, чтобы в нынешнем своем виде она стала ему более симпатична, скорее, наоборот. Но какая разительная перемена!
– Слушай, Марина...