Юрка подобрался к самому началу канавы, то есть под стену теремка, обшитую тесом и раскрашенную аляповатыми изображениями водяных, русалочек, морских коньков и еще каких-то персонажей, которых при тусклом освещении рассмотреть было трудно. Свет исходил из единственного маленького окошка с резными наличниками, похожими по форме не то на пенные гребни морских волн, не то на банную мыльную пену. Это окошко от разности температур капитально запотело, и через него проглядывала только неясная тень той самой ; гражданки, которая, как и предполагал Юрка, уже начала напевать «Калина красная, калина вызрела…».

Судя по гудению стиральной машины и разным плюхам-шлепам, характерным для постирушки, баба отнюдь не балдела, а работала. Возможно, ей, как какой-нибудь несчастной Золушке, приказали все перестирать до завтрашнего утра, вот она и вкалывала, бедняжка, приняв сто грамм для бодрости.

Таран медленно и, по возможности, бесшумно обошел вокруг банного теремка. Надо заметить, что по общей кубатуре ; он не намного уступал Фроськиной даче и явно превосходил, ту самую, «нехорошую», где тусовалась команда Зуба. Построен теремок был в форме буквы Т, только «перекладина» этой «буквы» была намного выше и толще «ножки».

Светящееся оконце находилось как раз в торце этой самой одноэтажной «ножки»-пристройки. Должно быть, тут располагалась прачечная. А в том месте, где она пристыковывалась к середине двухэтажной «перекладины», над вторым этажом была сооружена шестигранная башенка-беседка с пирамидальной крышей на шести витых столбиках, увенчанной флюгерком в форме кукарекающего петушка. Прямо как в сказке Пушкина, двухсотлетием которого ТВ прожужжало все уши. Вряд ли, конечно, этот петушок мог слететь со своей «спицы» и клюнуть в темечко хозяина здешнего заведения, но то, что он был покрыт позолотой, просматривалось даже в темноте. А беседка, располагавшаяся под крышей с петушком, выглядела достаточно просторной, чтоб здешний «царь Дадон» мог там после баньки попить чайку или пивка в обществе какой-нибудь «Шамаханской царицы» с недостаточно твердыми исламскими убеждениями.

На фасаде, под башней-беседкой, размещалось, высокое резное крыльцо, на крыше которого был устроен просторный балкон, где вполне мог поместиться стол на шесть персон и тоже могло состояться чаепитие, но уже в расширенном составе. Этот балкон находился на уровне второго этажа, имевшего маленькие квадратные окошечки с резными ставенками и наличниками. А на первом этаже были окна побольше, с резными решетчатыми рамами, как бы собранными из множества кружочков, в которые были вставлены кусочки зеркального (или оклеенного специальной пленкой) стекла. Наверно, при дневном свете все это выглядело очень клево. Даже позолоченные львы у входа на крыльцо стояли. В общем и. целом хозяин небось вложил в этот банный теремок сумму, намного превосходящую ту, что лежала в коробке из-под чешских стаканчиков. А еще и каменный дворец сооружал, хотя какой-нибудь пушкинский Салтан или Дадон наверняка удовлетворился бы банным теремом в качестве постоянной резиденции. Даже неуемная старуха из «Сказки о рыбаке и рыбке», и та не глядя подписала бы акт о приемке этого дворца (по крайней мере до тех пор, пока ее амбиции доходили только до уровня «вольной царицы»),

Однако около этого поистине царского крылечка никакой «грозной стражи» ни с алебардами, ни с автоматами не наблюдалось. На асфальтированной площадке перед крыльцом была вырыта круглая яма, пробита траншея, мокли под дождем чугунные водопроводные трубы. Похоже, собирались сооружать фонтан. От площадки куда-то вправо уходила аллея, обсаженная неподстриженными кустами. Там сквозь промежутки между ветвями проглядывали еще какие-то огоньки, но горели они на территории этой дачи или уже на соседней, понять было сложно.

Таран уже обогнул банно-теремной дворец и собрался было вернуться к Полине, но тут она сама выскользнула как призрак из-за какого-то куста и пролепетала:

— Не стреляй! Это я1

Юрка сцапал ее и прошипел:

— Тебе где сказано было ждать, засранка? Ты почему тут лазишь?

— Мне стало холодно и страшно…— прижимаясь к Тарану, проныла Полина. — А твой пакет я не забыла…

— Задницу тебе надрать надо, — произнес Юрка менее суровым тоном и после этих слов, как ни странно, очень нежно погладил это самое место, туго обтянутое мокрыми джинсами.

Сразу после этого нелогичного движения Таран несколько устыдился и поскорее отдернул руку, потому что Полина еще теснее прильнула к нему. Романтика сейчас была более чем неуместна, и Юрка постарался предотвратить дальнейшее развитие событий в этом направлении. А предотвратить это можно было только достаточно быстрыми действиями, которые должны были отвлечь и его, и Полину от всяких «несвоевременных мыслей».

— Так, — решительно сказал Таран, отстраняясь от любвеобильной попутчицы, — попробуем сунуться в этот терем-теремок. Может, там есть где спрятаться. Иначе мы под этим дождем вовсе задубеем… Я пойду вперед, а ты пока под крыльцом посиди. Если кашляну три раза, поднимайся ко мне. Если шум или стрельба — дуй по канаве, вылезай за забор, короче, спасайся, как можешь. Уловила?

— Да…

Полина спряталась под крыльцом, а Юрка с пистолетом наготове, стараясь поменьше скрипеть ступеньками, поднялся к дверям. Вообще-то они запирались на замок с защелкой, но сейчас оказались открытыми. Таран прислушался: кроме пения неизвестной труженицы-прачки да шума стиральной машины — Юрке даже показалось, будто работает не одна машина, — никаких ощутимых признаков присутствия людей в теремке не было. Дверь явно не охранялась изнутри.

Заглянув за дверь, Юрка увидел темный холл, служивший, должно быть, и гардеробной, где в холодное время года гости оставляли верхнюю одежду и обувь. Направо и налево от входа были две одинаковые большие, плотно закрытые двери, а прямо, в глубине холла, между двумя гардеробными стойками