— еще одна, маленькая, открытая настежь, которая, очевидно, вела туда, где распевала прачка. «Калина красная» уже закончилась печальными словами: «Ты потерял любовь, она. найденная— другому мальчику переведђнная!», и исполнительница опять-таки в полном соответствии с предположениями Тарана завела «Огней так много золотых на улицах Саратова…». Именно из этой двери в холл поступал кое-какой свет — через щели в другой, дальней двери, находившейся в конце не очень длинного коридора.

Юрка неслышно проскользнул в холл, осторожно подергал за шикарные медные ручки сперва правую большую дверь, потом левую. Обе оказались запертыми. На всякий случай Таран приложил к обеим дверям ухо, послушал — нет, ни шагов, ни голосов за ними не слышалось. Стало быть, никого там нет И на этот уик-энд здешний босс банных развлечений не запланировал. Во всяком случае, в ночь с пятницы на субботу. Может, на завтра намечает, вот прачка и пашет ночью торопится обеспечить завтрашних высоких гостей свежими простынками и полотенцами.

Мягко ступая кроссовками по кафельному полу — за шумом стиральных машин (их точно минимум две сразу работало!) его шаги почти не слышались, — Таран прошел по коридорчику мимо нескольких запертых дверей и приблизился к той, за которой горел свет, урчали машины и прачка, надрываясь, распевала:

Не рано ль он завел семью? Печальная история! Я от себя любовь таю, А от него — тем более!

Дверь эта была закрыта неплотно, и Юрка еще из коридора смог разглядеть часть помещения, где происходила эта вокально-инструментальная стирка. Оттуда валил пар и приторно-сладко несло каким-то импортным стиральным порошком. В отделанной голубым кафелем комнате действительно просматривались две большие автоматические стиральные машины, в которых крутилось белье, а также здоровенный сушильный шкаф. Промелькнула со спины и сама певица, вставившая между куплетами пару очень откровенных матюков — то ли ошпарилась слегка, то ли уронила чего-то. Вопреки предположениям Тарана, который ожидал увидеть нечто вроде пожилой и необъемной Дуськи из банно-прачечного комбината санатория, куда его занесла судьба прошлой зимой, прачка оказалась относительно молодой бабой лет тридцати или даже моложе, фигуристой и подтянутой, без лишнего жира. Такой не стыдно было расхаживать в очень открытом купальнике — а именно так она и трудилась на своем санитарно-гигиеническом поприще. Кроме купальника, на ней были резиновые тапки-вьетнамки да косынка поверх соломенного цвета волос.

Баба, несомненно, находилась тут одна и пела именно потому, что не с кем было потрепаться. Однако Таран все же решил не торопить события. Конечно, можно было просто влететь с пистолетом, действуя на испуг, а потом расспросить эту горлодерку, что тут за дача, а самое главное — как отсюда удобнее удрать. Однако Юрка хорошо понимал, что перепуганные бабы иногда действуют непредсказуемо. Шваркнет Тарана кипятком — и обварит мужское достоинство, к примеру. Даже застрелив эту стерву, такой потери не компенсируешь. Да и рожу жалко будет, если ей достанется. Все-таки не такая уж она у Юрки уродливая, ежели на нее то и дело бабы западают.

В это время сзади из холла послышался слабый щелчок. Сперва Таран подумал, будто это дверь ветром захлопнуло, но потом сквозь урчание машин и сушильного шкафа расслышал негромкие шаги. Юрка повернул в ту сторону ствол, присел на корточки. Ох, и неудобно же Таран устроился! Если там, в холле, кто-то с оружием, то он, не показываясь на свет, может запросто взять Юрку на прицел… А шарахнуться туда, где прачка, пожалуй, не успеешь.

Но эта очень напряженная ситуация длилась лишь пару секунд. Из проема двери появилась Полина с пластиковым пакетом. И с топотом, которого даже глухой бы не смог мимо ушей пропустить, бросилась к Тарану.

Прачка, как видно, тоже не совсем оглохла от своих машин, потому что оборвала пение — она опять про «ромашки-лютики» завела! — и выглянула в коридор. Таран только успел на ноги вскочить.

Баба, конечно, сразу разглядела, что в руках у Юрки пистолет. Наверняка она кое-что в оружии понимала и могла догадаться, что эта штука не игрушечная. Но особого испуга не выказала. Только спросила удивленно:

— Грабить, что ли, пришли?

Теперь удивился Таран, потому что в голосе прачки звучал вовсе не страх, а некая искренняя жалость к этим мокрым как мыши молодым грабителям, которые так печально лопухнулись по жизни. Здоровья своего не пожалели, в такую паршивую погоду забрались в охраняемую дачу, а тут и брать-то нечего, кроме кирпича и водопроводных труб. Ну, может, еще простынь и полотенец недостиранных.

Но Юрка, как известно, во многих случаях за словом в карман не лазил.

— Не-а, — сказал он. — Мы уже все, что можно, ограбили. Нам бы переночевать где-нибудь в тепле, а? Ну и обсушиться малость. Опять же очень не хочется, чтоб здешняя охрана помешала.

— Охрана? — Прачка была на мордочку очень приятная, и, когда она комично похлопала длинными, неприклеенными ресничками, Юрке захотелось ей улыбнуться. Тут вся охрана осталась — дед Федот и я. Дед уже спит поддавши, а я дурью маюсь. Конечно, можно из поселковой охраны вызвать, если вам не терпится.

— Нет, — сказал Таран, — без них мы запросто обойтись можем. А вот обсохнуть — это нам точно надо.

— Да, — кивнула Полина, выглядевшая совсем несчастным ребенком.

— Бедненькая! — Прачка провела рукой по мокрым волосам незваной гостьи. Куда ж ты с собой такую очкастенькую потащил? Совести у тебя нет! А может, она у тебя эта самая… заложница?

— Ну да! — проворчал Таран. — Мне за нее только что сто тысяч баксов дали — чтоб забрал и обратно не приводил! Вон, видишь, в пакете лежат?

Прачка захохотала и заметила:

— А ты парень юморной! Как насчет принять для сугреву? Это было как раз то, о чем Таран втайне мечтал, но попросить стеснялся. Конечно, он еще утром давал себе страшные клятвы, что больше ни-ни, и днем, после того как их нарушил, да еще и Фроську на подоконнике поимел, тоже зарекался пить. Однако сейчас все градусы давно выветрились, а «сугрева» душа прямо-таки жаждала.

— Мы б, конечно, не отказались…— дипломатично произнес Юрка. — Но у тебя ж вроде работа тут…