Шрифт:
– А сам узурпатор сдался?
– Да, Сеид сдался, куда ж он денется. Но, понимаете, Сет, надеюсь, вы не будете в претензии... Сеид сдался и...
– ...бежал - вы это хотите сказать?
– Нет, вовсе нет. Видите ли, он сдался туземцам из племени ванда... а они... вы же сами знаете, что они собой представляют.
– Вы имеете в виду, что его...
– Да, увы... Я бы этого, естественно, никогда не допустил, но мне сообщили слишком поздно.
– Как же они посмели съесть его?! Ведь он как-никак мой отец... Это такое... такое варварство.
– Я знал, Сет, что вы будете недовольны. Мне очень жаль. Вожди племени наказаны: я посадил их в танк на двенадцать часов.
– Я вижу, туземцев еще совершенно не коснулась современная цивилизация. Им необходимо образование. Со временем мы должны будем, когда жизнь войдет в нормальную колею, открыть для них школы и университет.
– То-то и оно, Сет. Туземцы не виноваты. Им просто не хватает культуры. В этом все дело.
– Возможно, имеет смысл обучать их по программе Монтессори, задумчиво проговорил Сет.
– Да, они не виноваты...
– Он вновь воодушевился: - Коннолли, я сделаю вас герцогом.
– Спасибо, Сет. Мне-то это без разницы, а вот моя Черномазая с ума от счастья сойдет.
– Коннолли?
– Да?
– Не кажется ли вам, что герцогине стоило бы подыскать другое имя? Видите ли, на мою коронацию, по всей вероятности, из Европы съедутся многие знаменитости. Нам бы хотелось покончить с расизмом - насколько это возможно, разумеется. Имя, которое вы дали миссис Коннолли, вполне приемлемо, когда вы остаетесь с ней наедине, однако на людях оно выглядит... несколько неестественно, тем самым вы как бы даете понять, что у вас с женой разный цвет кожи...
– Что ж, вы правы, Сет. Буду стараться в обществе так ее больше не называть. Хотя для меня она все равно остается Черномазой, тут уж ничего не попишешь. Да, кстати, что случилось с Али?
– С Али? А, вспомнил. Вчера вечером он был убит майором Джоавом. Не забыть бы заказать себе новую корону.
Глава 2
– Котик-ротик-обормотик.
– Это ты не сама придумала.
– Верно. Как ты догадался?
– Это же из книжки. Я ее тоже читал. Ее все в посольстве читали.
– Подумаешь, уж и процитировать нельзя - надоело говорить одно и то же. Хочется чего-то нового.
Теперь Уильям и Пруденс лежали рядом, на спине, в надвинутых на глаза одинаковых соломенных шляпах - тропическое солнце пекло нещадно. Они забрались на самую вершину подымавшихся над Дебра-Довой гор; здесь, на высоте восьми тысяч футов, было немного прохладнее. У них за спиной, за живой изгородью из высоких кактусов, находился несторианский храм с соломенной крышей. У дверей храма, подставив обжигающим солнечным лучам голый живот, безмятежно глядя в небеса и не обращая ни малейшего внимания на мух, которые облепили ему все личико, лежал младший сын священника. Под ними, среди синеющих внизу эвкалиптов, виднелись железные крыши Дебра-Довы. Поодаль посольский конюх сторожил пони.
– Уильям, любимый, у тебя на шее какая-то гадость. Ой, это муха, нет, целых две.
– Сгони их, я тебе разрешаю.
– Боюсь - а вдруг укусят: здешние мухи ужасно больно кусаются.
– Черт!
– Все, улетели. Надо же, две сразу.
– Никуда они не улетели, я чувствую, как они по мне ходят.
– Это не мухи, милый, это я. Я тебя ласкаю, а ты даже не посмотришь в мою сторону. Я придумала новый способ целоваться. Ресницами.
– Открыла Америку! Я этот способ давно знаю. Называется "поцелуй бабочки".
– Не хочешь - не надо. Я думала, тебе приятно будет.
– Мне очень приятно, дорогая, разве я что-нибудь говорю? Просто я сказал, что этот способ отнюдь не нов.
– А по-моему, тебе не понравилось.
– Да нет, просто мне показалось, что меня укусила муха.
– Господи, как обидно, что кроме-тебя, здесь не с кем больше заниматься любовью.
– Какой у тебя неестественный голос.
– Это я пластинке подражаю. Неестественный голос - совсем другое. Вот послушай.
– Ты почему-то заговорила с американским акцентом.
– А хочешь, изображу тебе "голос, дрожащий от страсти"?
– Нет.
– О Боже, как с вами, мужчинами, скучно.
– Пруденс села и закурила.
– И вообще, ты какой-то изнеженный. В тебе нет ничего мужского. Не люблю тебя.
– Просто ты еще слишком молода и не способна вызывать сильные чувства. Дай и мне сигарету.
– Так и знала, что попросишь. Между прочим, эта сигарета последняя. Причем не только у меня, но и во всей Дебра-Дове. Сегодня утром я стащила ее из спальни Неполномочного.