На нарах народ заворочался, кто-то спросил, что происходит.

– Чонкина уводят, - сказал Штык с некоторым удивлением.

– А для чего столько народу?

– А кто его знает?

Тут послышался голос Манюни:

– Раз за одним столько народу прислали, значит, на расстрел.

– Как те на расстрел?
– сказал Штык.
– Ведь суда-то не было.

– А никакого суда и не нужно, - рассуждал Манюня.
– Закон военного времени.

Чонкина от этих слов передернуло, хотя он и не мог представить себе, что вот сейчас прямо его выведут и расстреляют. Да и вертухаи во главе с начальником тюрьмы выглядели совсем обыденно. Начальник тюрьмы лично поднял шинель, отряхнул и, развернув, подал Чонкину, как подают швейцары.

– А сколько время?
– спросил Чонкин, тыча и не попадая рукою в рукав.

Ему не ответили. Курятников, отступив назад, осмотрел Чонкина придирчивым оком.

– Конечно, побрить его надо бы, - сказал он озабоченно, - да ладно.

– Слыхал, Манюня, - крикнул Штык.
– Побрить, говорит, надо. А ты - на расстрел.

– А как же, - отозвался Манюня.
– Как же небритого-то расстреливать? Не положено. Если больной, вылечат, если небритый, побреют.

– Молчать!
– взвизгнул Курятников.
– Еще одно слово услышу и...

Тут из-за параши поднялся профессор Цинубель и, подойдя к Чонкину, протянул руку.

– Прощайте, Чонкин, - сказал он сердечно.
– Не робейте. Учитесь выдержке у Ильича. Помните...

Что именно помнить, Чонкин выслушать не успел, его вывели из камеры.

Тесной толпой прошли по коридору, затем через двор, к проходной. Возле тумбочки с наганом на боку стоял дежурный.

– Машина не пришла?
– спросил начальник тюрьмы.

– Сломалась, - ответил дежурный.

– Ладно, пойдем так.

Начальник расписался в какой-то лежавшей на тумбочке книге, после чего Чонкина вывели за ворота и повели через площадь. Было темно, холодно, шел мелкий дождь.

– Сколько время?
– опять спросил Чонкин, и ему опять не ответили.

Подошли к какой-то глухой двери, позвонили, она распахнулась, и стоявший за нею человек прижался к стене, пропуская пришедших.

Вскоре очутились в знакомой Чонкину приемной лейтенанта Филиппова.

– Подождите, - сказал Курятников и, робко постучавшись, сунул голову в дверь.
– Разрешите ввести?

– Введите, - донесся ответ.

2

В комнате, которую Чонкин знал как кабинет лейтенанта Филиппова, горела яркая лампочка. Но за столом был не Филиппов, а незнакомый майор в новенькой гимнастерке, перекрещенной сверкающими ремнями. Другой незнакомец, с большой бритой головой и в очках с толстыми стеклами, сидел на стуле у стены. Шинель с меховым воротником (таких шинелей Чонкин прежде не видывал) была расстегнута, руки сцеплены на животе, ноги болтались, не доставая до пола. На соседнем стуле лежала фуражка с высокой тульей и брошенные поверх нее белые перчатки.

Курятников строевым шагом приблизился к бритоголовому, поднес руку к виску и визгливо закричал:

– Товарищ полковник, подследственный Чонкин по вашему приказанию доставлен.

"Ишь ты!
– подумал Чонкин.
– Полковник!"

– Выйдите и подождите за дверью, - не меняя позы, приказал полковник Курятников и конвойные вышли.

Полковник и майор, каждый со своего места, внимательно разглядывали Чонкина, а он стоял посреди комнаты, не зная, куда деть руки.

Вдруг полковник спрыгнул со стула и стал быстро бегать вокруг Чонкина, наклоняясь при этом, как мотоцикл.

– Вы, - мелькая перед глазами, бормотал полковник, - ожидали увидеть не нас, а Курта. Но его нет. Увы. Он чудовищно занят. Он дает показания. Весьма ценные между тем. И вам я тоже. Настоятельно рекомендую. Тем более, что нам. Все, все известно.

Он прекратил кружение так же неожиданно, как начал, вернулся к своему стулу, сел и принял прежнюю позу. Заговорил майор. Он говорил медленно и бесстрастно.

– Ну вот что, милейший. Как вы только что слышали, Курт арестован, дает показания, и нам уже многое известно. Но необходимо кое-что уточнить. Своих противников мы умеем уважать. Вы долго и ловко водили нас за нос, играя роль Иванушки-дурачка. Ну что ж, играли великолепно, ничего не скажешь, но теперь, как умный человек, вы должны признать, что игра окончена.

– Точно сказано, - одобрил полковник и снова спрыгнул со стула. Ваша карта бита, князь!
– сказал он, как в театре, и откинул в сторону руку.

Чонкин вздрогнул. Он не думал, что его давнишняя кличка может быть известна людям.

– Я же говорю, - переглянувшись с полковником, усмехнулся майор, нам все известно. Так что уж лучше сразу начистоту.

– Да, сразу начистоту, - приблизился полковник.
– Для вашего же блага прошу вас очень. Итак, кто послал вас в деревню Красное?