Гладышев посмотрел на собеседника и вдруг сообразил:

– А ведь ты, Ваня, небось и не знаешь, что человек произошел от обезьяны.

– По мне хоть от коровы,– сказал Чонкин.

– От коровы человек произойти не мог,– убежденно возразил Гладышев.– Ты спросишь: почему?

– Не спрошу,– сказал Чонкин.

– Ну, можешь спросить.– Гладышев пытался втянуть его в спор, чтобы доказать свою образованность.– А я тебе скажу: корова не работает, а обезьяна работала.

– Где?– неожиданно спросил Чонкин и в упор посмотрел на Гладышева.

– Что – где?– опешил Гладышев.

– Я тебя пытаю: где твоя обезьяна работала?– сказал Чонкин, раздражаясь все больше.– На заводе, в колхозе, на фабрике – где?

– Вот дурила!– заволновался Гладышев.– Да какие ж заводы, колхозы и прочее, когда всюду была непрерывная дикость. Ты что, паря, не при своих? Это ж надо такое ляпнуть! В джунглях она работала, вот где! Сперва на деревья лазила за бананами, потом палкой их стала сшибать, а уж опосля и камень в руки взяла…

Не давая Чонкину опомниться, Гладышев начал бегло излагать теорию эволюции, объяснил исчезновение хвоста и шерсти, но довести свою лекцию до конца не успел: возле конторы наметилось шевеление, народ зашумел, сгрудился перед крыльцом. На крыльце стоял парторг Килин.

– 3 -

– По какому случаю собрались?

Свободно облокотясь на перила, Килин переводил взгляд своих маленьких рыжих глаз с одного лица на другое, ожидая, пока все угомонятся и стихнут.

Люди переглянулись, не зная, как объяснить очевидное.

– Ну?– Килин остановил взгляд на бригадире полеводов.– Ты что скажешь, Шикалов?

Шикалов смутился, попятился, наступил на ногу Плечевому, получил подзатыльник и остановился с открытым ртом.

– Я жду, Шикалов,– напомнил Килин.

– Да ведь я… Да ведь мы… Так сообщение ж было,– обрел наконец голос Шикалов.

– Какое сообщение?

– Вот тебе раз!– удивился Шикалов, озираясь как бы в поисках свидетелей.– Чего дурочку валяешь? Не слыхал, что ли? Было сообщение.

– Что ты говоришь!– Килин всплеснул руками.– Неужто было сообщение? И что ж в этом сообщении говорилось: что больше никому работать не надо, а надо собираться в кучу и создавать толпу?

Шикалов молча поник головой.

– И что за люди!– с высоты своего положения сетовал Килин.– Никакой тебе сознательности. Вам, я вижу, хотя б и война, только бы не работать. Всем разойтись, и чтоб через пять минут я здесь не видел ни одного человека. Ясно? Ответственность возлагаю на бригадиров Шикалова и Талдыкина.

– Так бы сразу и сказал!– обрадовался Шикалов привычному делу и повернулся лицом к толпе:– А ну разойдись! Эй, мужики, бабы, поглохли, что ль? Кому говорят! Ты что стоишь, хлебальник раззявила!– Шикалов, выставив вперед волосатые руки, пихнул бабу с ребенком. Баба заорала. Закричал и ребенок.

– Ты чего толкаиси?– попытался вступиться за бабу Курзов.– Она же с дитем.

– Иди, иди!– двинул его плечом Шикалов.– С дитем, не с дитем, каждый будет тут еще рассуждать.

Подлетел и маленький Талдыкин, набросился на Курзова, уперся ему в живот маленькими ручонками.

– Ладно, ладно, милый,– затараторил он скороговоркой.– Нечего зря шуметь, нервы тратить, пойди домой, отдохни, попей винца…

– А ты не толкайся!– все еще противился Курзов.– Нет такого закона, чтобы толкаться.

– А никто и не толкается,– ворковал Талдыкин.– Я только так шчекочуся.

– И шчекотаться закону нету,– упорствовал Курзов.

– Вот тебе закон!– заключил Шикалов, поднеся к носу Николая огромный свой кулачище.

А Талдыкин мелкой шавкой носился уже среди прочего населения, то выныривая, то пропадая.

– Расходись, народ, расходись!– повизгивал он тонким своим, ласковым своим голоском.– Чего вытаращился? Здеся вам не зверинец. В город ехайте, там зверинец. А ты, дедушка,– схватил он Шапкина за рукав,– заснул, что ли? Топай отседова, ничего тут для тебя, ничего интересного нет. Твой интерес на погосте, понял? На погосте, говорю!кричал Талдыкин в заросшие седым пухом дедовы уши.– Три дня, говорю, лишнего уже живешь! Топай, дедушка, переставляй свои ножки. Вот так! Вот так!

Постепенно Шикалов и Талдыкин одержали полную победу над своими односельчанами. Площадь перед конторой временно опустела.

– 4 -

Указание парторга некоторых удивило. Оно удивило бы и его самого, если бы не… Впрочем, все по порядку.

Около трех часов до того Килин и Голубев сидели на телефоне, по очереди крутили ручку полевого аппарата.

Председатель сменял парторга, парторг председателя, и все без толку. В железной трубке что-то шуршало, трешало, щелкало, играла музыка, голос диктора повторял сообщение о начале войны, и какая-то женщина проклинала какого-то Митю, пропившего самовар и ватное одеяло. Однажды ворвался сердитый мужской голос и потребовал Соколова.