– Она хочет пить, – сказала сестра, жестом подзывая к себе приглянувшегося ей Шубина и показывая ему, что пациентка приходит в себя.

Игорю стало жарко. Он боялся предстоящего разговора с Лавровой и, как ни странно, боялся себе в этом признаться… Ему казалось, что вся больница уже знает о том, что пациентка из третьей палаты приходит в себя и что с минуты на минуту в коридоре раздадутся шаги наемного убийцы, выполняющего заказ настоящего убийцы, которого или о котором может знать Вера Лаврова…

От этих мыслей стало стыдно. Кроме того, Игорь никогда раньше не замечал за собой подобной унизительной мнительности. Неужели это может быть связано с появлением в его жизни Лоры?

Он вошел в палату и зажмурился от яркого света. В коридоре было сумрачно, палата же была залита ярким солнечным светом, который не пожелали даже приглушить розоватыми жалюзи.

Вера лежала в палате одна – это было распоряжение Сазонова. Но подобное решение диктовалось не мнительностью – элементарным профессионализмом. И еще кое-чем, что зовется емким и таким приятным словом «деньги». Ведь Петр Васильевич, разрешив Шубину присматривать за Лавровой, как бы авансировал свое участие в деле и надеялся на скорейшее вознаграждение. Все знали, что он строит дачу и ему требуются деньги для завершения отделки. Все было предельно просто. И пошло.

– Только недолго, – произнесла на вздохе сестра и улыбнулась Шубину очаровательнейшей улыбкой.

Он ответил не менее лучезарной улыбкой. И, словно бросился в холодную воду, вошел в царство пробуждающейся жизни.

Вера лежала с открытыми глазами. Она взглянула на Шубина, встретив его немым вопросом.

– Меня зовут Игорь, я работаю в частном детективном агентстве и занимаюсь поиском убийцы вашей дочери, Инны Шониной… Чтобы вы не утруждали себя излишними вопросами, скажу сразу: мою, то есть нашу, работу оплачивает человек, которого вы хорошо знаете…

– Олег? – Вера разлепила запекшиеся губы и с трудом сглотнула.

Шубин, решив, что она хочет промочить горло, взял с тумбочки стакан с водой и, приподняв голову Веры, помог ей сделать несколько глотков. Она поблагодарила его кивком головы и тут же откинулась на подушку. Глаза Веры закрылись, но вскоре снова раскрылись, и теперь взгляд был более осмысленным – похоже, она приходила в себя.

– А откуда вы знаете про Инну? Что она моя… дочь?

– Совсем недавно, в ту ночь, что вы приходили к Инне, чтобы помыть в ее квартире полы, я со своим коллегой находился там. Мы прятались в кладовке и слышали все, что вы говорили… Это правда, что отец Инны купил ее у вас?

Вместо того чтобы изобразить трагическую гримасу, Вера вдруг выпростала бледную и еще слабую руку из-под тонкого голубого одеяла – и улыбнулась.

– Молодость… Вечно не хватает денег. К тому же я была глупа и не уверена в себе… Боялась, что не смогу прокормить мою девочку. И кроме того, я очень хорошо относилась к жене Шонина, это была красивая и очень несчастная из-за своего бесплодия женщина. Она специально уезжала в деревню, чтобы вернуться оттуда уже с ребенком, которого я рожала там, в том же доме, где жила и она… Лиля и я – мы, как ни странно, дружили.

– Извините, у вас с Шониным были какие отношения?

– Я была рада, что хоть какой-то мужчина обратил на меня внимание… Вам, наверно, это трудно понять… Наши отношения были простыми, их даже не назовешь «односторонней любовью», потому что я не любила его… Мне сначала стало любопытно, потому что я была девственницей, а претендента на роль моего первого мужчины не наблюдалось… А потом, когда я забеременела, он предложил мне сделку, и я сразу же согласилась… Вы поймите, – она перевела дух, потому что была еще очень слаба и не могла долго говорить, – поймите, что, если бы я любила этого человека, разве смогла бы дружить с Лилей?

– В «Зарю» приезжала Юлия Земцова, моя коллега…

– Да, я знаю… Я сбежала, потому что мне стало противно… Эти наручники… Какое хамство! Со мной обращались как с преступницей… Извините, у меня кружится голова…

Вечером она впервые прошла почти через весь дом. Он был огромен, с великим множеством коридоров, каких-то черных ходов, лестниц, проходных комнат. И везде – ощущение того, что находишься в нежилом помещении. Пахнет краской и лаком, хотя ремонт явно закончился, пора было бы приехать хозяевам. Но хозяином, как Юля поняла, и являлся странный молодой человек по имени Саша, который подрабатывал электриком, вернее, играл роль электрика. Возможно, он был вором в законе или грозой местных рэкетиров. Но Юля прекрасно знала: каждого «авторитета» Шестой отдел держал на мушке. Так вот: «весомого» человека по кличке Боксер в картотеке отдела не существовало. Это она знала точно, как знал и Крымов, который куда лучше ее разбирался в подобных вещах. А это означало, что Боксер занимал совершенно другую, быть может, параллельную нишу в преступном мире.

За ней пришли и повели ее к Боксеру. Она приготовилась к хамству и, возможно, к насилию: в правом кармане шортов (им привезли шорты, майки, трусы и гигиенические прокладки) она прятала руку с кастетом; в левом же кармане находился пистолет.

Приготовилась ли она к смерти? Маловероятно. Юля старалась не думать об этом, в ее воображении рисовались очень даже «веселые» картинки: тесный гроб, заваленный землей; десяток обезьяноподобных охранников, насилующих ее и Стеллу; лужа крови, настолько густой, что из нее невозможно выбраться… И так до тошноты, до одури, пока она не начинала петь… А пела она все подряд, и на русском, и на английском, и даже песенку из репертуара Шарля Азнавура завывала на французском.