Альдонса упала ему на грудь.

– Как хорошо ты это сказал.

– Бог сражений допустил, чтобы меня постигла подобная неудача, - сказал Луис почти в бреду.

– Ты ринулся на них как молния!

– Я ринулся?

– Еще как! Но их было много, а ты один.

– Их было... много.

Альдонса стала приводить в порядок растерзанного Луиса.

– Мы уйдем отсюда. Мы далеко пойдем, Санчо. Тебе будет трудно с нами.

– Далеко мне не дойти, - согласился Санчо.

– Да и денег нет. Вдвоем как-нибудь перебьемся, а втроем...

– Втроем трудно.

– К тому же и дочка у тебя.

– Кто же и последит за ней, как не я.

– Но где нам еще отыщется... такой рассудительный, дальновидный... добродушный и преданный человек... как Санчо Панса. Да и я... привык уже к нему.
– сказал Луис.

Санчо сразу же принялся собирать пожитки.

– Благодарю вас, государь мой. Ты должна понимать, дочка, странствующий рыцарь без оруженосца... никто.

– Дороги обезлюдели, крестьяне пошли либо в нищие, либо в бандиты... Аристократы бродят по дорогам с ножами... Все, как могут, пробавляются за счет своих близких и никто не хочет заниматься делом... Обрати внимание, верный и преданный мне оруженосец, как мрачна эта ночь. Она может вселить ужас в любое сердце. Но все это лишь укрепляет мой дух, чтобы мстить за все обиды и утеснения, чинимые бессовестными людьми, - говорил Луис.

Понурясь и заложив руки за спину, поклонники бродили вокруг. Они вздыхали и вполголоса ругались. Как это было непохоже на прежние любовные стенания! То тут, то там слышалось: "О, гнусн!..", "О, дьявольщ...".

Молодо, гневно на них напустилась Санчика.

– Стыдно смотреть на вас, кабальеро! И хотелось бы пожалеть, а не могу. Что привело вас сюда? Вы надеялись, что если станете поклоняться этой женщине, то и сами сделаетесь похожи на знаменитого и славного Дон-Кихота? Потому что и он так же поклонялся ей? Да ведь он не ее любил, а только свою мечту! А вы видели ее каждый день, вы знали, что поклоняться тут ровным счетом некому! Что же вы теперь удивляетесь и ужасаетесь?.. Дома вас ждут юные невесты! Но вам нужно не свое, а чужое. Пусть подпорченное, но только чужое. Что же вы так горюете? Оно и оказалось чужое, а не ваше. Ведь она и оценить вас не смогла, не по уму ей это. Она только преспокойно выслушивала ваши стоны и вздохи, как будто они достались ей по праву!

Однако кабальеро, все как один, смотрели не на нее, а на Альдонсу. Она отерла платком запыленное лицо Луиса, затем она подколола ему изорванную одежду. И подняла его на ноги. Она смотрела на него то как мать, то как дочь.

Опираясь на Альдонсу и Санчо, Луис побрел прочь.

Поклонники хохотали и подсвистывали им вслед.