У Этьена складывалось впечатление, что консул не понял: то ли заезжий богач в самом деле нуждался в рекламе своей фирмы, то ли он явился из каких–то специальных сфер с поручением подкормить профашистскую печать. Но так или иначе, консул преисполнился к герру Кертнеру почтением и не без гордости сообщил, что он — заслуженный национал–социалист и у себя на родине, в Швельме, был командиром отряда штурмовиков.

— Швельм, Швельм… — Этьен сделал вид, будто мучительно вспоминает. — Кажется, Швельм входит в административный район Арнсберг?

— Вы предельно точны.

— Вестфальца нетрудно узнать и по выговору. У вас классическое рейнское произношение!..

Прощаясь, консул Кехер пригласил гостя, если ему позволят дела, на субботний кинопросмотр.

Кертнер поблагодарил за приглашение, были основания считать, что ему повезло.

Дела позволяли Кертнеру сидеть в кино, свободное время у него в избытке, он не мог похвастаться в Барселоне обилием деловых предложений, он чувствовал, что солидные барселонские коммерсанты относятся к нему с недоверием. В ту пору немало агентов гестапо, офицеров абвера, замаскированных нацистских деятелей выдавали себя за представителей деловых кругов. Вот почему многие предприниматели в Барселоне остерегались вступать в контакты с австрийцем фашистской закваски, считали репутацию Кертнера сомнительной.

«Да, я не оригинален в выборе своей «крыши», — размышлял Этьен наедине с собой. — Шпионов–коммерсантов вокруг меня хоть пруд пруди. Однако «крыша» моя не протекает, и в консульстве меня считают своим. Сейчас это важнее, чем доверие честных людей. По крайней мере, я избавлен от чьих–то подозрительных расспросов и назойливых знакомств по заданиям «портовой службы» гестапо».

Почти весь следующий день Кертнер провел в доме No 71 на авенидо де Гауди, в конторе герра Хуана Гунца, директора местного филиала «Центральной конторы ветряных двигателей». По–испански фирма Вильгельма Теуберта называлась «Хенерал фуорса моторис аэрэа», — так значилось на вывеске. Но Этьен уже знал, что он беседует с одним из руководителей рейхсверовского шпионажа в Испании, с бывшим обер–лейтенантом германской армии, который сейчас командует местной группой «Стальной шлем». В походке Гунца без труда угадывалась офицерская выправка.

У Кертнера не было рекомендательного письма от Теуберта, но он готов был отдать руку на отсечение, что в барселонском отделении предупреждены о его приезде.

Шел оживленный разговор, причем Хуан Гунц отгораживался от гостя облаком дыма гаванской сигары, а Кертнер не оставался в долгу и окуривал хозяина венгерскими сигаретами. Кертнер изображал жизнерадостного, общительного человека, он не прочь похвалиться первыми успехами по продаже ветряных двигателей.

Хуан Гунц великодушно называл Кертнера своим коллегой, поскольку одни и те же ветры часто приводят в движение ветряные двигатели в Испании и в Италии, Кертнер рассказал также о недавней поездке в Осло, о знакомстве с норвежскими сотрудниками; ему понравилось, как там своевременно осведомляют покупателей о получении новых образцов товаров.

Хуан Гунц понимающе улыбнулся, нашел в ящике стола бумагу, протянул ее Кертнеру и спросил:

— Вы имеете в виду такое приглашение?

Кертнер пробежал глазами письмо и кивнул в знак согласия. То была точная копия письма, показанного ему в Осло.

Вильгельм Теуберт только маскируется ветряными двигателями, а на самом деле торгует оружием. Для конспирации оружие называют в деловой переписке скороспелым картофелем. Конечно, посылать оружие в Италию не было смысла, итальянцам в самом деле продавали ветряные двигатели. Ведь в каких–то странах нужно было поддержать легенду о деятельности «Центральной конторы ветряных двигателей», в то время как Хуан Гунц получает «образцы новых товаров» и заботится о пополнении складов друзей своей фирмы.

«Было время, Дон–Кихот сражался с ветряными мельницами, — подумал Этьен. — Но потомкам Дон–Кихота Ламанчского будет намного труднее совладать с ветряными двигателями, которыми торгует партайгеноссе Хуан Гунц».

У Гунца два вице–директора, один из них — главарь каталонских фашистов, адвокат Хуан Видаль Сальво, а другой — Альваре де Малибран; его брат занимает весьма высокий пост в военном министерстве. Он связан с самим Хуаном Марчем, богачом, который щедро финансирует фалангистов, рекетистов и тайно вооружает их.

— Каков урожай картофеля в этом году в Италии? — спросил Гунц неожиданно.

— Вы имеете в виду скороспелый?

— Разумеется.

— Урожай намного выше прошлогоднего, — ответил Кертнер.

Он знал, что самые большие поставки «картофеля» идут в Австрию, Судетскую область Чехословакии, в Данциг и к Гунцу в Испанию.

Важно, что вопрос Гунца не застал его врасплох. Скороспелый картофель сыграл роль пароля, известного обоим собеседникам.

Может быть, поэтому Гунц нашел возможным посвятить приезжего в свои разногласия с компаньоном Альваре де Малибраном. Тот, правда, раздобыл крупные заказы на вооружение для испанской армии, но при этом совсем не думает об интересах рейха, мирится с тем, что другие страны тоже собираются поставлять сюда оружие.

Гунц озабоченно мерил свой кабинет из угла в угол, яростно дымил сигарой и так прищуривал глаз, словно целился в кого–то. После недолгого раздумья он подошел к несгораемому шкафу, достал оттуда и подал Кертнеру бумагу:

— Прочтите. Послезавтра это письмо уйдет с дипломатической почтой, а завтра специальный курьер доставит его в Мадрид.

Гунц не хотел показывать гостю все письмо, а загнул лист на том месте, где было напечатано: «Государственные поставки». Этьен скользнул взглядом по подписи, — конечно, «С партийным приветом и «Хайль Гитлер!» а потом принялся читать.