— Вы твердо уверены, что вам оформлял визу не тот, кто ждет в коридоре? — спросил доктор Штрауб.

— Вы мне оказываете большое доверие, доктор, — ответил Скарбек. Между прочим, у нас в коммерции тоже многое основано на личном доверии. Честное слово иного коммерсанта, надежнее, чем вексель. Тем паче я не могу злоупотреблять вашим доверием, не могу бросить тень на чью–то честь только для того, чтобы избавиться от непредвиденных хлопот. Ткнуть в человека пальцем и заявить: «Это он!» — не для моей совести. И, положа руку на сердце, я заявляю, что этому конторщику паспорт не вручал.

Доктор Штрауб снова повертел в руках паспорт.

«В самом деле, зачем богатому пану нужна фальшивая виза, если он ездил и сейчас едет под своим именем, по своему паспорту, со своей семьей? Нелогично!»

— Такое жульничество имеет смысл только в одном случае, — сказал доктор Штрауб убежденно. — Когда нет возможности получить визу легальным путем. Германский рейх не хочет быть гостеприимным без разбора. Теперь приезд многих лиц стал нежелательным по политическим, расовым, национальным причинам.

— Занятия коммерцией давно отучили меня от политики. Но думаю, в данном случае происшествие объясняется не политикой, а коммерцией…

Штрауб не спешил согласиться со Скарбеком, и тогда тот обратил внимание доктора, что уплатил в августе за визу в райзебюро «Вагон ли» семьдесят два шиллинга, а оказывается, виза стоит только три марки восемьдесят пфеннигов. Только сейчас узнал! Значит, кто–то присвоил себе всю разницу. Вот кто–то, кому очень нужны были деньги, и рассудил: зачем отвозить деньги в консульство, если можно обойтись фальшивым штемпелем и воспроизвести хорошо знакомую подпись Гофмана? А скольким господам ежедневно в разгар туристского сезона оформляли выездные визы в Третий рейх? И кто знает, со скольких господ неправильно взыскали налог?

Инспектор Ленц счел нужным доложить доктору Штраубу, что конторщика в прошлом году некоторое время замещал его помощник. Помощник уволился из райзебюро в начале октября. Тот молодой человек часто играл на тотализаторе и, по словам конторщика, жил не по средствам.

«Бог мне простит, если я все свалю на того молодчика, — усмехнулся Скарбек про себя. — Он поскакал на помощь Франко, но на этот раз поставил явно не на ту лошадку… Может, его уже на всю эту и загробную жизнь проучили республиканцы?»

— Вам еще придется подсчитать, сколько рейхсмарок положил в свой карман этот любитель резвых лошадей. Вот в Китае не могло бы возникнуть такого злоупотребления. Как там взимается налог? Гербовые марки наклеиваются непосредственно на счета, на векселя, на паспорта…

— Езжайте в Германское консульство, к вице–консулу Мюльбаху. Я туда сейчас телефонирую, и вам дадут визу.

— Очень вам благодарен. К сожалению, коммерческие дела не позволяют мне дольше задерживаться в Вене, а в Гамбурге меня ждут на рождественские праздники. Правда, не совсем бескорыстно. От меня ждут свадебного подарка для двоюродной племянницы. Я уже заказал подарок в берлинском универсальном магазине «Кауфхауз дес Вестенс». Вам не приходилось там бывать? Станция метро Виттенбергплац. Солиднейшая фирма… Простите за нескромный вопрос: у вас, доктор, есть двоюродная племянница? Нету? Хочу поделиться с вами одним наблюдением: чтобы узнать самых дальних родственников, достаточно разбогатеть. Тут есть свой точный закон: взаимное тяготение родственников друг к другу прямо пропорционально их массе и обратно пропорционально квадрату расстояния между ними…

Доктор Штрауб с удовольствием посмеялся.

Германский вице–консул Мюльбах уже был в курсе дела. В кабинет вошел канцелярист и сказал:

— Это вчерашняя история.

Скарбек сделал в присутствии шефа учтивое замечание: не надо было вчера, до выяснения всех обстоятельств, говорить о его паспорте во всеуслышание в приемной, где было много публики. Он верит, что афериста найдут, по крайней мере доктор Штрауб его в этом заверил, видимо, у него и в самом деле уже есть в руках какая–то ниточка…

Вице–консул приказал канцеляристу выдать визу. Канцелярист взял паспорт, долго его изучал и, наконец сказал:

— Мой почерк прекрасно подделан. А вот подпись Гофмана никуда не годится, топорная работа.

Но особенно бурно канцелярист возмущался тем, что с клиента было получено в августе семьдесят два шиллинга, в то время как за визу взыскивается всего три марки восемьдесят пфеннигов.

— Но я–то хорош! Уплатил семьдесят два шиллинга и не заметил, что меня обжулили. Не коммерцией мне заниматься, а играть в лото! — издевался над собой Скарбек.

Из консульства он поехал назад в райзебюро «Вагон ли», заказал билет себе в Гамбург, жене и сыну до Праги, тем же поездом.

41

Через три дня Кертнера вызвали на допрос. За столом сидел новый следователь, а в кресле возле стола Кертнер увидел знакомого доктора юриспруденции. В петличке у него фашистский значок.

Когда конвойные вышли, доктор отвел глаза и сказал:

— Я сожалею о случившемся. Больше такое не повторится.

Доктор подошел, протянул руку Кертнеру и попросил извинить за несдержанность.