«А Тоскано — просто красавец по сравнению с этим женихом–замухрышкой. На нашу свадьбу в Турине народу пришло бы видимо–невидимо, не протолкаться было бы…»

Орган заиграл, хор запел что–то торжественное. Раздались радостные возгласы родных, близких, знакомых. Все бросились к жениху и невесте. Та смотрела, потупившись, на свое обручальное кольцо, а жених самодовольно оглядывался.

Согласно обычаю, невеста раздала своим незамужним подружкам по белой розе, бросала цветы через плечо. Кто из девушек поймает цветок — выйдет замуж в течение года. Хорошая примета! Цветок пролетел у самого плеча Джаннины, она легко могла его поймать, но рука не поднялась.

«…Беру вас всех в свидетели того, что супружество состоялось честно».

Значит, падре взял в свидетельницы и ее, Джаннину. Ну что же, если жених и невеста любят друг друга и все честь по чести, Джаннина согласна это подтвердить.

А вот будет ли честной ее свадьба с Тоскано? И может ли она дать клятву перед алтарем, перед святейшим сердцем божьей матери и перед своей совестью, клятву, какую давала сегодня невзрачная невеста? Может ли обещать Тоскано свою любовь, преданность до гроба и супружеское уважение?

«…и проклят будет тот, кто захочет вас разлучить».

Ну, а если она сама будет виновата в их будущей разлуке? Тогда ее ждет проклятие?

Церковь опустела, а Джаннина продолжала молиться, воздавая хвалу святой вере, прося, чтобы Иисус заслонил ее крестом своим от греховных мыслей и поступков, клянясь свято оберегать заповеди его, взывая к его милосердию, умоляя сохранить ее от самого большого несчастья — утраты веры и католической морали, упрашивая взять ее под опеку святейшего сердца.

Она пошла сегодня в церковь, чтобы помолиться о грешной душе Паскуале, а возвращалась потрясенная неожиданным для нее, но твердым решением — не выходить замуж за Тоскано. Может, отчим, тревожась о судьбе Джаннины, с того света остерег ее от опрометчивого шага?

Сегодня она начала склоняться к трагической мысли, у нее нет другого выхода, кроме как уйти в монастырь, как говорится, стать невестой господа бога.

Эта мысль преследовала ее, и когда она вышла из церкви, и когда села в трамвай, и когда поехала к концу дня в контору «Эврика».

Напротив у трамвайного окна сидела совсем молодая монашка.

Джаннина испытующе вглядывалась в ее лицо, как бы пытаясь проникнуть в тайну, которая привела миловидную синьорину в монашеский орден — белый, с крыльями, накрахмаленный чепец бретонского покроя; глухое, закрытое платье до пят из темно–василькового сукна; черная накидка с капюшоном.

Голубые, но не лучистые, а тусклые, погасшие глаза. Белоснежным полотном закрыты и лоб, и уши, и шея. При таком постном лице ни к чему и родинка на округлом подбородке, и милые ямочки на бледных щеках. Джаннина почему–то была уверена, что длинное, до пят, платье скрывает отличную фигуру; она угадывалась даже, когда монашка сидела.

Что привело ее в монастырь? Какую трагедию пережила? Или она подкидыш и с детства жила за монастырскими стенами?

И эта голубоглазая, уже слегка поблекшая молодая женщина никогда в жизни не целовалась? Не была и никогда не будет близка с мужчиной? Никогда не стать ей матерью и не ласкать своего ребенка?

Это показалось Джаннине противоестественным, почти кощунством, едва она поставила себя на место этой красивой, хотя и с блеклым цветом лица, еще женственной и привлекательной молодой монашки. Столького лишилась в жизни, в столь многом отказала себе, так обокрала себя!

И Джаннина уже совсем по–иному продолжала смотреть на голубоглазую монашку с родинкой на округлом подбородке и милыми ямочками на щеках — с жалостью, содроганием и страхом. Неужели так вот будут когда–нибудь жалеть и ее, упакованную в глухое платье и полотняный шлем, чтобы никто не мог увидеть лишней клеточки ее нежной, матовой кожи?..

Чем дольше она ехала в трамвае, не спуская глаз с печальной молодой монашки, тем все удалялась в чувствах своих от монастыря.

Может, столь же легкомысленно, недолговечно и ее решение расстаться навсегда с Тоскано?

50

Сперва Кертнер хотел отказаться от адвоката, который ему назначен Миланской коллегией адвокатов, но затем рассудил, что отказ будет выглядеть подозрительно.

Адвокат Фаббрини — тучный, но подвижный, с лоснящимся от пота лицом. Сразу сообщил, что он уроженец Болоньи, а там все любят поесть, и он не хочет быть белой вороной среди земляков. Фаббрини уже при первом знакомстве заявил, что одобряет линию поведения своего подзащитного. При этом Фаббрини еще раз подтвердил, что не собирается ничего выпытывать; все, что Кертнер найдет нужным ему рассказать, расскажет сам. Он дружески советует ни в чем не признаваться и держаться стойко. А там видно будет.