Для Миши, которого Мила считала никчемным человечишкой, размазней, пустышкой и чуть ли не законченным кретином, неспособным на решительный поступок, эти слова были сладостным бальзамом, пролившимся на душу. Слова Берты о том, что на него можно рассчитывать, означали, что Мила верила в него и, несмотря на резкие характеристики, которыми она награждала его беспощадно, он в ее глазах был все же мужчиной… Берта не могла бы этого придумать. Берта была посланницей Милы, а раз так, то, значит, он просто обязан отомстить Вику за смерть Милы. Иначе… Иначе зачем вообще нужна эта жалкая жизнь?

В тот вечер, когда происходил этот разговор, то есть спустя два дня с того мгновения, как в его дверь позвонила Берта, которую он принял за покойную Милу (ее слова «Я от Милы» он понял, как «Я Мила»), Михаил вполне созрел для того, чтобы помочь девушке осуществить свой замысел и доказать таким образом себе, что и он в человеческом плане чего-то стоит. И хотя нереальность всего происходящего сильно пугала его, потому что по натуре он был трусоват и прекрасно знал об этом, все равно: образ Милы, которая среди многих мужчин выбрала именно ЕГО, не давал Мише покоя… Он считал, что Мила открыла ему глаза на мир, и был благодарен ей за то, что она привила ему вкус к жизни, к женщине, к наслаждениям… Ведь до встречи с ней он не знал никакой радости, кроме выпивки. Но что самое важное: она научила его любить и ценить хотя бы немного самого себя…

Хотя он и принял решение помочь Берте, но все равно не мог уговорить ее перенести казнь Вика на начало января, поскольку понимал, что она еще очень слаба и физически не готова к таким перегрузкам. На что получил вполне убедительный, хотя и короткий ответ:

– Я боюсь, что умру, а он так и останется живым… Клетки-то опустели, и ему уже сейчас потребуются, как минимум, две «собаки»… Если его не убить сегодня, то через неделю у бензоколонки, возле которой нашли тело Милы, найдут еще парочку женских трупов… Без лица.

– А ты не знаешь, зачем они снимают… кожу?

– Нет. Должно быть, чтобы никто не мог опознать погибших…

– Стой! Я, кажется, вспомнил, как его зовут! ВИК! Ну, точно, она назвала его Виком!

– Мне все равно.

Так впервые Берта услышала имя «хозяина» и первым внесла его в свой список, в котором, помимо Вика, были все пятеро «клиентов» – любителей острых ощущений.

– Им повезет – я убью их небольно, – сказала она за ужином, словно речь шла о чем-то обыденном.

Пятнадцатого октября в половине восьмого вечера на улице Воровского раздался выстрел. Но его ПОЧТИ никто не слышал.

Берта застрелила Вика в упор, под сводом арки, и когда он упал, она несколько минут провела рядом с ним, проверяя, дышит он или нет, и только убедившись в том, что «хозяин» мертв, вернулась в проулок, где ее поджидал дрожащий от страха Миша.

– Застегнись, а то простудишься, – сказала она, заботливо поднимая ему воротник, как если бы они были супругами, которые только вышли в этот холодный вечер от гостей и теперь собирались отправиться домой. – Я его убила, он точно мертв. Теперь самое трудное – найти этих пятерых сволочей… Но здесь нам без Ромиха не обойтись… Господи, как же мне стало легко… А еще у меня проснулся зверский аппетит!..

Он работал как дышал: машинально. Клиенты приходили и уходили, восторгаясь тем, что выходило из золотых рук Ильи. Но, чтобы он ни делал – отливал ли металл в форму, шел ли по скрипучему снегу домой, пил ли чай в жуткой тишине опустевшей кухни, – он постоянно думал о Берте. Иногда ему казалось, что она где-то совсем рядом, дышит ему в затылок или напевает что-то в другой комнате… И он шел туда, на завораживающие звуки, чтобы, распахнув дверь, увидеть склоненную над шитьем или вязанием белокурую головку… Но потом приходил в себя и с ужасом понимал, что ЕЕ НИГДЕ НЕТ! Что она исчезла, как исчезают тени…

Малько звонил, задавая бесполезные, на взгляд Ромиха, вопросы, приезжал, снова задавал вопросы, но Илья знал, что у сыщика нет ни одной зацепки, ни одной версии…

Самое большое потрясение он испытал, когда Малько повез его в морг на опознание трупа молодой девушки.

Увидев лежащее на столе тело и свисающие почти до полу светлые волосы, напоминающие паклю, он едва устоял на ногах…

– У нее была родинка… в форме малины? – услышал Илья, словно сквозь туман.

– Родинка? Да, у нее было множество родинок, крошечных, розовых и темных на шее…

– Взгляни сюда… – и Малько указал на необычную родинку на бедре покойницы.

– Да что ты мне показываешь родинки! – в сердцах воскликнул Ромих и замотал головой в бессилии, – ты сними лучше эту дурацкую повязку с ее лица…

– Я не могу… Вернее, это ТЫ не сможешь, там что-то страшное… Поэтому-то я и спрашиваю тебя про родинку…

– Прекрати, Малько! Открой мне лицо, я хочу ее видеть!

– Не ори на меня… Семен, покажи ему…

Патологоанатом – тощий парень с желтыми редкими волосами и очками на тонком горбатом носу, – коснувшись пальто Ромиха зеленым, забрызганным бурыми пятнами фартуком, подошел к столу и осторожно снял марлевую повязку с лица мертвой девушки. Илья рухнул на пол, потеряв сознание.