Глаза Розы заблестели.

— Неужели вы в самом деле так думаете? Вы знаете, я то же самое почувствовала, увидев вас! Вы сами — типичный герой романа мисс Пикней!

— О, что вы говорите! — возмутился Джемс.

— Нет, в самом деле! Я поняла это, когда вы выскочили через окно. Вы были так похожи на Клода Мастерсона из «Девушки с гор».

— Не читал, — мрачно ответил Джемс.

— Он был очень сильный и храбрый, с глубокими, темными, мрачными глазами.

— Если уж все должно идти по теткиным романам, то сейчас вас должен сбить с ног автомобиль, а я должен отнести вас в дом, уступить вам свою… Берегитесь! — вдруг закричал он.

Но было уже поздно. Она лежала у его ног жалким комочком батиста, кружев и шелка, а за угол заворачивал огромный хрипящий мотор. Из него высунулся толстый, краснолицый джентльмен в меховой куртке. Он обнажил голову, — о, нет, не жестом сожаления к своей жертве! — он прикрывал номер машины.

Собачонка Тото, к сожалению, осталась жива.

Джемс отнес девушку в дом и положил на кушетку в столовую. Потом позвонил, появилась румяная экономка.

— Пошлите за доктором! — скомандовал Джемс. — Несчастный случай.

Экономка склонилась к девушке.

— Ах, бедняжка, бедняжка! — прошептала она. — Какая красавица!

Пришлось послать садовника за доктором Брэди.

Явился доктор и после долгого осмотра сообщил:

— Кости не поломаны, но много ссадин на нежной коже. И конечно, испуг. Она должна побыть здесь некоторое время, Родмен. Ей вредно двигаться.

— Оставаться здесь? Немыслимо, неприлично, неудобно!

— Ваша экономка будет присматривать за ней.

Доктор подмигнул. Он был мужчиной средних лет с бачками.

— Хорошенькая девушка, Родмен?

— Я тоже так думаю.

— Красавица. Дочь феи…

— Что? — воскликнул Родмен. Он знал доктора Брэди как совершенно непоэтичного человека. Единственно, чем вдохновлялся доктор, это вопросами пищеварения.

— Дочь феи. Нежное, чудное создание. Когда я взглянул на нее, Родмен, сам чуть не влюбился. Ее маленькая ручка лежала на ковре, как белая лилия на поверхности воды, а ее большие, красивые глаза с надеждой смотрели на меня, точно…

И доктор Брэди побрел по саду, бормоча выдержки из поэтов, а Джемс с ужасом смотрел ему вслед.

Через неделю мистер Эндрю Мак-Киннон, старший компаньон известной фирмы «Литературное агентство Мак-Киннон и Гух», сидел у себя в конторе на Чансери-Лейн, глубоко задумавшись над телеграммой. Потом он позвонил.

— Попросите мистера Гуха зайти ко мне.

И снова задумался.

— Мистер Гух, — сказал он вошедшему компаньону, — я только что получил от Родмена любопытную телеграмму. По-видимому, он хочет видеть меня и просит приехать к себе.

Мистер Гух прочел телеграмму.

— Написано под влиянием сильного возбуждения, — согласился он. — Удивляюсь только, почему он сам не едет сюда, если ему так нужно вас видеть.

— У него очень серьезная работа. Он кончает роман для издательства «Проддер и Виггс». Ну, что же, погода прекрасная. Если вы присмотрите за конторой, я поеду к нему позавтракать.

На перекрестке дорог, приблизительно в миле от «Жасминного домика», Мак-Киннон увидел на краю шоссе жестикулирующую фигуру и приостановил автомобиль.

— Доброе утро, Родмен!

— Наконец-то вы приехали! — ответил Джемс. Он показался агенту худее и бледнее обыкновенного. — Может быть, мы пройдемся пешком? Мне нужно с вами серьезно поговорить.

Мак-Киннон согласился, и Джемс при виде его сильной, уверенной фигуры почувствовал некоторое облегчение. Мак-Киннон был угрюмый плотный человек; при встрече с ним редакторы смущенно теребили галстуки и соглашались на все его условия. Эндрю Мак-Киннона никак нельзя было заподозрить в сентиментальности. Тщетно расточали ему поэтессы и романистки свои улыбки. Он оставался холоден и непоколебим.

— Ну-с, Родмен, — сказал Мак-Киннон. — Проддер и Виггс приняли ваши условия. Я хотел вам об этом написать, но получил вашу телеграмму. Пришлось-таки мне с ними повозиться, но мы сошлись на двадцати процентах с первого издания, двадцати пяти — со второго и двухстах фунтах аванса в день выхода из печати.

— Хорошо, — рассеянно сказал Джемс. — Хорошо. Кстати, Мак, вы помните мою тетку, мисс Лейлу Мэй-Пикней?

— Еще бы, я всю жизнь был ее агентом.

— Тогда вы должны знать, что за дребедень она писала.