Приседал у форточки,

Мы бы до утра проворковали.

В лесных кладовых моих уйма товара, Два уютных дупла, три пенечка гнилых. Чем же я тебе, Груня, не пара? Чем я, Феня, тебе не жених?

Так тебя я люблю, Что ночами не сплю, Сохну с горя у всех на виду. Вот и голос сорвал, и хриплю, и сиплю. Ох, и дров нарублю, и себя погублю, Но тебя я украду, уведу.

Я женихов твоих через колено, Я папе твоему попорчу кровь, О, выйди, выйди, выйди, Аграфена, О, не губи разбойничую кровь.

Ей-ей-ей, трали-вали.

Кабы красна девица жила в полуподвале,

Я б тогда на корточки,

Приседал у форточки,

Мы бы до утра проворковали.

Хирург-еврей

– ----------

Он был хирургом - даже нейро, Специалистом по мозгам. На съезде в Рио-де-Жанейро Пред ним все были мелюзга.

Всех, кому уже жить не светило,

Превращал он в нормальных людей.

Но огромное это светило,

К сожалению, было - еврей.

В науке он привык бороться, И за скачком всегда скачок. Он одному землепроходцу Поставил новый мозжечок.

Всех, кому уже жить не светило,

Превращал он в нормальных людей.

Но огромное это светило,

К сожалению, было - еврей.

На Колыме

– -------

На Колыме, где север и тайга кругом, Среди растущих елей и болот, Тебя я встретил тогда с подругою, Сидевших у костра вдвоем,

Шел мелкий снег и падал на ресницы вам,

Вы северным сияньем увлеклись,

Я подошел к вам и руку подал,

Вы встрепенулись, поднялись.

В любви и ласке время незаметно шло, Прошли года и кончился твой срок, Я провожал тебя тогда до пристани, Мелькнул твой беленький платок.

С твоим отъездом началась болезнь моя,

Ночами я не спал, а все рыдал,

По арбитровкам, врачей путевкам,

Родной я лагерь покидал.

Итак, я покидаю свой обжитый край, А поезд все быстрее мчит на юг, И всю дорогу молил я бога, С тобой о встрече, милый друг.

Огни Ростова, вечер захватил меня в пути,

К перрону тихо поезд подходил

Тебя разбитую, совсем седую,

К вагону сын наш подводил.

Так здравствуй, поседевшая любовь моя, Пускай летит и падает снежок, На берег дона, на ветки клена, На твой заплаканный платок.

Любовь в эпоху Возрождения

– ------------------------

Может быть выпив поллитру, Некий художник от бед Встретил чужую палитру И посторонний мольберт.

Дело теперь за немногим,

Нужно натуры живой,

Глядь, симпатичные ноги

Гордо идут с головой.

Он подбегает к Венере: "Знаешь ли ты, говорят, Данте к своей Алигьери Запросто шастает в ад.

Ада с тобой нам не надо

Холодно в царстве теней.

Кличут меня леонардо,

Так раздевайся скорей.

Я тебя даже нагую Действием не оскорблю. Ну дай я тебя нарисую Или из глины слеплю".

Но отвечала сестричка:

"Как же вам не ай-яй-яй,

Честная я католичка

И не согласная я.

Вот испохабились нынче, Так и таскают в постель. Ишь, Леонардо да Винчи, Тоже какой Рафаэль.

С детства я против распутства,

Не соглашуся ни в жизнь.

Да мало, что ты для искусства

Сперва давай-ка женись.

Там и разденемся в спальной, Как у людей повелось. Да мало, что ты гениальный, Мы не глупее небось".

"Что ж, у меня вдохновенье,

Можно сказать, что экстаз",

Крикнул художник в волненьи,

Свадьбу сыграли нараз.

Женщину с самого низа Встретил я раз в темноте. Это была Монна Лиза, В точности как на холсте.

Бывшим подругам в Сорренто

Хвасталась эта змея:

"Ловко я интеллигента

Заполучила в мужья".

Вкалывал он больше года. Весь этот длительный срок Все ухмылялась Джоконда, Мол, дурачок, дурачок.

В песне разгадка дается

Тайны улыбки, а в ней

Женское племя смеется

Над простодушьем мужей.

Детективы

– -------

Нат Пинкертон - вот с детства мой кумир. Сравниться с ним теперь никто не может. Но он имел такой преступный мир, Что плохо спится мне, и зависть гложет.

Аппарат и наметанный глаз,

И работа идет эффективно,

Только я столько знаю про вас,

Что подчас мне бывает противно.

Не скрыться вам, ведь от меня секретов нет. Мой метод прост: брать всех под подозренье, Любой преступник оставляет след И возвращается на место преступленья.