Почему-то я ждал, что он заговорит со мной, попытается как-то оправдаться - Но весь путь до станции он молчал и не смотрел в мою сторону. И когда мы спустились на причал станции и я вышел из шлюпки, он продолжал неподвижно сидеть в кресле, даже не проводив меня взглядом.

У входа на причал станции меня ждали возбужденные ребята. Наверное, у них была ко мне масса вопросов, но никто их не задал. Все молча смотрели на меня. Не знаю, что на них произвело большее впечатление - то ли выражение моего лица, то ли синяк. Впрочем, делиться своими впечатлениями у меня тоже не было желания.

– Где Шеланов?
– спросил я.

– В медотсеке, - ответил кто-то.

Я кивнул и, пройдя сквозь толпу, зашагал по коридору в сторону мед отсека. Ребята меня поняли, и никто за мной не последовал.

В медотсеке было трое: Шеланов, Гидас и Долли Брайен - врач станции. Гидас лежал на выдвинутой из стены койке. На его голове блестит шлем психотерапии, а над грудью, свешиваясь с потолка на штанге хромированного штатива, висела платформа диагноста. Гидас плакал. Долли сосредоточенно возилась у пульта диагноста, а Шеланов сидел на стуле рядом с Гидасом и держал его за руку.

– Мне надо было идти...
– трудно, с болью выдыхая из себя слова, говорил Гидас. Слез, бегущих по щекам, он не замечал.
– Я же знаю "мухолов" как свои пять пальцев... Надо было вывести его из диафрагмы... разогнать... по спирально сужающейся траектории... и катапультироваться - Компьютер бы сам довел...

– Я вернулся, - сказал я.

Шеланов мельком глянул на меня, кивнул.

– Разрешите доложить?
– официальным тоном спросил я.

– Потом, - отмахнулся он.

– Не потом, а сейчас. Я считаю, что действия капитана Нордвика на лайнере "Градиент" граничат с преступлением.

Шеланов поднял на меня недоуменный взгляд. Затем отпустил руку Гидаса и встал.

– А ну, пойдем отсюда, - сказал он и, подхватив меня под локоть, вышел из медотсека.

– Что ты сказал?!
– спросил он.

– Я сказал, что действия капитана Нордвика преступны. Он не имел права приказывать Шеману идти на смерть. Допустим, это можно и оправдать сложившейся ситуацией, но с моральной стороны - Нордвик совершил убийство.

– С моральной стороны?..

Лицо Шеланова обострилось, стало жестким.

– Ты еще назови смерть Шемана подвигом. В результате этого, как ты говоришь, преступления, спасено восемьсот двадцать три человека.

– Сейчас не средневековье, чтобы приносить кого-то в жертву!
– почти выкрикнул я ему в лицо.
– И даже не двадцатый век! Человек должен сам...

– Не двадцатый, - согласился Шеланов.
– Поэтому не тебе его судить.

– А кому?
– перебил я.

– И никому...
– тихо закончил Шеланов, непримиримо глядя мне в глаза. Нет для него суда.

– Есть! Суд его собственной совести! И если она спит, то я хочу, чтобы о его поступке знали все! Тоща посмотрим!
– Суд совести...

Шеланов вдруг потух, и глаза его стали грустными и невидящими. Будто он жалел меня за что-то. Меня - или Нордвика?..

– Это он тебя?
– спросил он, кивнув на синяк.
– Мне тоже хочется...

– Послушай, спросил он вдруг, а ты знаешь имя того пилота, который бросил свой лайнер на Сандалуз? Я молчал. Ждал продолжения.

– Это был Нордвик, - сказал он.

Я вздрогнул от неожиданности.

– Но и это не все, - тихо продолжал Шеланов.
– В пассажирском отсеке лайнера находилась вся его семья. Жена, трехлетний сын и пятилетняя дочь. Так что совесть у него и так...

Я молчал. Мне нечего было сказать.

– Да и не в Сандалузской катастрофе дело, - снова заговорил Шеланов, Даже не будь ее, Нордвик имел право на такой приказ! Заруби себе...

Он вдруг осекся и встревожено спросил:

– А где Нордвик?

– Там, в шлюпке...

– Где - там?!
– На шестом причале...

Шеланов вдруг резко повернулся и побежал по коридору к причалам. Мгновение я смотрел ему вслед, затем тоже сорвался с места и побежал. Я понял, о чем подумал Шеланов.

Когда мы подбегали к причалам, из тамбура третьей платформы вышли Банкони и сопровождавший его незнакомый человек в форме спасателя ПСС. Чуть не сбив их с ног, мы пробежали мимо и вскочили в тамбур шестого причала. Перепонка шлюза медленно затягивалась, но Шеланов успел протиснуться в нее и она, на секунду застыв, лопнула.