Шрифт:
— Не было вилок тогда, руками ели, — понимает меня Пупсик. — А пили меды. Вот, клюквенного отведайте, — наливает мне в кубок из ковша громадного.
Опростал я кубок полулитровый одним махом — ничего бормотуха. Идёт легко, но по крепости слабовата. Зато аромату — дух не перевести. И, что удивительно, в голову не шибает, а в ноги тяжестью томной уходит. Отломал я краюху от каравая, заячью ногу рукой ухватил, сижу, жую.
Пупсик напротив на стул умостился, локти на стол взгромоздил, голову кулачками подпёр, смотрит на меня умильно.
— Как вам, Борис Макарович, Франция глянулась? — спрашивает.
— А! — мычу ртом набитым и костью заячьей отмахиваюсь. — Фигня!
— Почему так?
— А потому! — завожусь. — Помойка какая-то! И потом… Ты почему мне не подсказывал, когда чехарда с названиями их достопримечательностей долбанных началась? Вечно я впросак попадал…
— Да я и сам толком их не знаю, — обижается Пупсик.
— Мог бы в голову к Сашку или мсье Серьйоже залезть, — корю его.
— И правда! — удивлённо соглашается Пупсик. — Как я сам не догадался…
— То-то. В следующий раз имей в виду.
Кивает Пупсик, но вижу, мысли его совсем другим заняты. Как на иголках сидит, по стулу ёрзает. Похоже, не знает, как мне сюрприз свой преподнести.
— А ты чего не ешь? — спрашиваю.
— Сыт я… — снова отводит малец глаза в сторону.
Чувствую, без моей помощи он никак не справится, не решится подарок свой тайный вручить.
— Ладно, — вздыхаю. — Давай свой сюрприз. А то совсем измаешься.
Пупсик в момент преображается, счастьем беспредельным светиться начинает.
— Вам непременно понравится! — восклицает. На пол со стула соскакивает и в ладоши хлопает.
Дверь по его сигналу отворяется и в горницу княгиня русская шагом степенным вплывает. В сарафане белом, бисером прозрачным расшитом, да кокошнике, жемчугами обсыпанном. Плывёт она к столу, глазки потупив и голову так это стыдливо склонив, — ну один к одному лебедь белая на столе на блюде.
Что кость у меня в горле застревает от видения этакого. И где ж это Пупсик кралю столь видную раздобыл?! Под сарафаном тело точёное угадывается — по всем формам примадонне французской ни йоты не уступит, — но вот черты лица чисто русские, и даже вроде что-то знакомое мне в лице чудится.
Подплывает княгинюшка к столу, глазки несмело на меня поднимает и говорит:
— Здравствуй, Боренька…
Вот тут я зайчатиной, до конца во рту не прожёванной, и давлюсь. Голосок-то стопроцентно Алисочкин!
Перхаю, кашляю, кулаком в грудь стучу, наконец, соображаю, хватаю со стола жбан с мёдом и до половины его опорожняю.
— Ты… — хриплю, судорожно дыхание восстанавливая, а глазами по комнате шастаю — Пупсика ищу, чтобы жбан в него запустить. Ни фига себе заявочки! Вот так сюрпризец он мне отколол!
Нет мальца нигде. Испарился. Чтоб, значит, семейной разборке не мешать.
— Я сяду? — робко спрашивает Алисочка.
Киваю машинально, жбан на стол ставлю.
Алиска напротив садится, как Пупсик ладошками голову подпирает и начинает на меня смотреть неотрывно. Вот тем самым взглядом, что в Париж меня провожала.
— Как это… ты… — выдавливаю из себя через силу. А у самого от её взгляда мурашки по телу бегают.
— Похудела? — понимает Алиска. — Ты ведь сам мне приказал. Вот твой братец порошочек южноамериканский патентованный мне и дал. Видишь, результат какой прекрасный получился.
«Так он уже братец мне!!! Может, ещё единоутробный?! — вопит во мне всё, но наружу не прорывается. Язык к нёбу прирос. — Порошочек, видите ли, ему из Южной Америки, небось, по блату великому, прислали! Знаю я эти «порошочки»! Подсмотрел, гад, сон мой в замке французском и угодить решил! Ну, я тебе устрою!»
Однако с места не сдвигаюсь. Сижу, на Алиску во все глаза гляжу. А в голове сон французский прокручивается во всех деталях. И, честное слово, хорошо-то как во сне том было!
Сидим, молчим. Друг дружку глазами поедаем. И чувствую, как в голове у меня всё плывёт — то ли от медов древнерусских, то ли от воспоминаний французских.
— Слушай, — вырывается неожиданно у меня фальцетом, как у вьюноша безусого слова любви своей первой, — а ты водку пить будешь?
— Буду, — мгновенно соглашается она.
— Пупсик! — ору не своим голосом. — Водку сюда тащи!
39
Вот это был угар! Словно Пупсик в меды древнерусские приворотного зелья пополам с конским возбудителем намешал. Полторы недели сплошного секса — из кровати вылезали только чтобы поесть. Впрочем, и в гостиной, и во время еды, и на столе, и на полу… Разве что до потолка не добрались. Никогда не думал, что могу таким сексуальным гигантом быть.