Шрифт:
Киги! Киги!
– злетiвши вгору.
Прийшлось втопитись в Чорному морю!
I кулик чайку взяв за чубайку.
Чайка кигиче: згинь ти, куличе!
Киги! Киги!
– злетiвши вгору.
Прийшлось втопитись в Чорному морю.
А бугай: бугу!
– Гне чайку в дугу:
– Не кричи, чайко, бо буде тяжко,
– Киги! Киги!
– злетiвши вгору.
Прийшлось втопитись в Чорному морю.
– Як не кричати, як не лiтати?
Дiтки маленькi, а я їх мати!
– Киги! Киги!
– злетiвши вгору.
Прийшлось втопитись в Чорному морю.
Вот так, пане Самийло, и наша Украина. С одной стороны король, с другой султан, а с третьей - разве что Черное море.
– Король же тебе дружбу предлагает, слышал я.
– Гей, брате Самийло! Знаем мы с тобой греческих богов, римских императоров, все созвездия на небе и ветры в степях, да и всех королей знаем! Как сказал когда-то Курций: квос вицерис каве амикос тиби эссе кредас - берегись дружбы побежденных тобою. Война будет! Снова война и насилие!
– Никакое насилие не ослабляет истины, а только служит ее возвышению.
– Душа утомляется от насилия - народ и земля утомляются. Дружбы жду со стороны четвертой, о которой и вспомнить боюсь. Жду и никак не дождусь, может, потому так и встревожен.
– Вот я и хотел сказать тебе, что едет посол к тебе от московского царя, - молвил Самийло.
– И ты молчал всю ночь!
– Не решился прерывать твоей речи вельми занятной и поучительной даже для духа.
– За такую весть обнять бы тебя, как брата, Самийло!
– Разве можно обнять дух?
– сказал он горько и исчез, а на дворе заржали кони и запылали факелы.
Прибыли Выговский и сын Тимош с вестью, что в Чигирин едет посол царя московского Унковский с письмами и подарками.
32
Душа моя встрепенулась. Весть из Москвы! Весть благая и добрая - или же злая?
Пан Иван по обыкновению своему занудливо начал пичкать меня всякой мелочью, приберегая самое главное в конец, но тут прервал его мой Тимко, невоздержанный на язык.
– Гей, пане писарь, - крикнул он, - не дури голову гетману, а говори дело! Посол московский направляется в Чигирин! Уже за Днепром. В Переяславе. Встречать надо или как, батько гетман?
Я знал и не знал про посла - не мог же сказать, что дух Самийла извещает меня обо всем, поэтому промолчал и взглянул на своего генерального писаря. Он снова начал было о Подолии и о шляхте и о том, что сам канцлер Оссолинский обещает мне мир без битвы и победу без опасностей, но тут снова наступил на него Тимош, отстраняя своей тяжелой рукой короткие руки писарские, удивляясь и возмущаясь разом упрямству пана Ивана, крикнул:
– Да ты про пана посла молви, пане писарь! Слышишь ли? Встречать надо или как? Я и сам могу поехать к Днепру.
Все родное всегда чуточку нахальное. Это неизбежно. Может, так и надо. По крайней мере на этот раз я был благодарен Тимку, что он спас меня от занудливости Выговского, перед которой даже я часто был беспомощен.
– Встречать посла будешь под Чигирином. Сопровождать же его должен сам полковник переяславский. Я еще неделю пробуду в Субботове.
– Не все еще сказал тебе, батько, - молвил Тимко, хитро щурясь.
– Не затоскуешь здесь, в Субботове.
– Что там у тебя?
– Этого уже пан писарь не сказал бы, наверное, никогда.
– Не дури, Тимош.
– Да что! Пани Раина едет сюда вместе с пани писаревой.
Я взглянул на Выговского. Тот опустил глаза.
– Позвал жену к себе.
– Никто не упрекнет тебя, пан Иван.
– Подружилась она с пани Раиной.
– Вот и хорошо.
– Подружились они и еще с кем-то, батько!
– захохотал Тимко. Зачаровал их этот недомерок зегармистр! Привезут его к тебе, гетман, чтобы и ты тешился его речами.
Я уже и забыл об этом зегармистре, только теперь вспомнил, но, вспомнив, снова забыл, а мне напоминали так назойливо и так не вовремя.
Матрона обрадовалась, услышав о прибытии пани Раины, а во мне эта радость отозвалась тяжкой обидой. Хотел сказать ей: чему радуешься? Теперь смогу обнимать тебя лишь взглядами. Закончилось наше одиночество благословенное.
Не сказал ничего, только погладил ее плечо худенькое.
Хочешь сделать все для людей, жить с ними и среди них - и изо всех сил жаждешь одиночества. Как согласовать это? И можно ли согласовать?