– Это не я, - проверещал он.
– Я ничего не делал.

– Разве не вы ответственный за музыку?

– Джимми не виноват, - вмешался я.
– Дело, скорее, в самом "Мире свободы".

Теперь сокрушительный взгляд устремился на меня.

– Конкретнее!

– Возможно, проблема в массе, - подал голос Джимми, по молодости не разбиравшийся, когда лучше заткнуться и изобразить неодушевленный предмет.
– Поэтому, наверное, лепешки не способны сближаться с планетами...

– Перед нами астероид, а не планета.

– Да, но...

– Масса ни при чем, - отрубила Кулашава.
– Другие гипотезы?

– Их двигательная установка, - предположила невидимая Ронда.

– Скажем, радиация от огромного ионоуловителя... Вдруг она их отпугивает?

– Или вообще убивает, - спокойно проговорил Билко.

При всей невероятности этого зловещего предположения оно пришло в голову всем нам. Мы ничего не знали о жизни и смерти лепешек; может, они вообще бессмертны? Мы знали одно: они помогали нам совершать дальние вояжи, и мысль, что мы могли стать косвенной причиной гибели сразу шести, была нам не очень-то приятна.

Во всяком случае, большинству она не понравилась.

– В чем бы ни состояла причина, результат налицо, - заключила Кулашава.
– Каковы дальнейшие действия, капитан?

– Ситуация не очень-то отличается от той, которую мы ожидали,

– проговорил я, стараясь не думать об умирающих лепешках.
– Разница только в том, что приблизиться к "Миру свободы" будет легче легкого. Следуя за ним, мы рассчитали его вектор, поэтому нам остается всего лишь набрать такую же скорость, как и у них, а потом позволить лепешке облепить нас, чтобы снова подлететь ближе.

– Даже если это будет стоить жизни еще одной лепешке?
– спросил Джимми.

– Ну и что?
– нетерпеливо бросила Кулашава.
– Их в космосе пруд пруди.

– К тому же мы не уверены, что причиняем им вред, - добавил я

– и тут же в этом раскаялся. На физиономии Джимми и так застыл ужас, а теперь я читал в его взгляде осуждение, адресованное любителю отрывать головы невинным птахам.

– Тогда за дело!
– распорядилась Кулашава, нарушив неуверенное молчание.
– Мы и так потеряли много времени. Вопрос к машинному отделению: долго ли продлится набор скорости?

– Это зависит от заданного параметра ускорения, - ответила Ронда ледяным тоном. Видимо, ей моя ремарка тоже пришлась не по вкусу.
– При одном "g" на это уйдет около часа.

– При взлете с Ангорски вы набрали два "g", - напомнила Кулашава.

– Это продолжалось самое большее десять минут, а не полчаса, возразил я.

– Вы молоды и здоровы, - заявила она.
– Если я могу это выдержать, то вы и подавно. Два "g", капитан. Вперед!

Ронде потребовалось десять минут на запуск двигателей. За это время мы с Билко еще раз проверили вектор движения "Мира свободы" и режим повышенного ускорения нашего корабля. Потом мы на протяжении двух часов переживали двойное тяготение - не очень-то приятное, но терпимое ощущение.

Гораздо серьезнее было другое - окруживший меня холод. Мои приказы немедленно исполнялись, штатные доклады звучали секунда в секунду, но все выговаривалось сугубо официальным тоном, без той непосредственности, которая всегда отличала обстановку на корабле. Я привык к натянутым отношениям с Джимми, но то, как на меня надулись Ронда и Билко, я счел верхом несправедливости.

Я отказывал им в праве на недовольство. Я допускал, что мое замечание было необдуманным; но, если разобраться, разве были у нас доказательства, что мы убиваем лепешки или вообще причиняем им какой-то вред, приближаясь вместе с ними к "Миру свободы"? Лично я склонялся к мнению, что ввиду неких свойств астероида они отлепляются от нас вблизи этого небесного тела.

Однако моя попытка довести это суждение до сведения экипажа завершилась неудачей. С их точки зрения, я продался Кулашаве с потрохами и теперь ради денег был готов на все, даже на массовое истребление бедняжек-лепешек.

Казалось, процессу ускорения не будет конца, но наконец мы разогнались. Настал ответственный момент.

Теоретически мы могли бы обойтись сейчас без лепешек: "Мир свободы" находился в пределах досягаемости, и небольшой дополнительный разгон позволил бы нам его настичь. Однако это привело бы к новой отсрочке и к дополнительному насилию над двигателями, поэтому я приказал Джимми запустить новую музыкальную программу. Его это не очень порадовало, но я уже давно перестал обращать внимание на эмоции юнца. Если Ронда и Билко тоже придерживались на сей счет особого мнения, им хватало ума держать язык за зубами.

Заиграла музыка, произошло облепление/разлепление, неуловимое для глаза, и мы снова сели "Миру свободы" на хвост.

Даже мельком увидев его с расстояния двадцати километров, нельзя было не поразиться; теперь, все больше с ним сближаясь, мы и подавно разинули рты. Одно дело - знакомиться с техническими характеристиками, и совсем другое - видеть собственными глазами огромный астероид, прокладывающий себе путь в пустоте.

Зрелище напоминало рекламный ролик из времен Войны Возврата: астероид с неровной поверхностью, яйцевидной формы, километров восемнадцати в длину и двенадцати в поперечнике, освещаемый только светом звезд... Свечение выброса не позволяло разглядеть сами двигатели, но было ясно, что они огромны. Более светлые участки, рассыпанные по поверхности, указывали на местонахождение антенн и сенсоров; я заметил также пару прямоугольников видимо, люки.