"Иисусе, цвете благовонный, облагоухай мя; Иисусе, теплото любимая, огрей мя; Иисусе, храме предивный, покрый мя; Иисусе, одеждо светлая, украси мя; Иисусе, бисере честный, осияй мя; Иисусе драгий, просвети мя; Иисусе, солнце правды, освети мя; Иисусе, свете святый, облистай мя; Иисусе, болезни душевныя и телесныя избави мя; Иисусе, из руки сопротивныя изыми мя; Иисусе, огня неугасимаго и прочих вечных мук освободи; Иисусе, Сыне Божий, помилуй мя и болящую рабу Твою Тамару…"

Подходя к двери палаты, мы с дедом Васякой услышали чудные, чарующие звуки: то могуче "кричал", как принято говорить у птичников, маэстро-соловей. О, что это были за мощные, сладкие звуки! Дед округлил глаза и вопросительно посмотрел на меня:

– Твой?

Я кивнул.

Кирил-кирил-кирил-кирил, пуль-пуль-пуль-пуль…

Фи-тчуррр, фи-тчуррр, вад-вад-вад-вад-вад (очень громко, с расстановкой, очень сильно)…

Тю-лит, тю-лит, тю-лит, клю-клю-клю-клю-клю-клю, тррррр!..

Юу-лит, юу-лит. Затем с повышением на несколько тонов: Юрь-юрь-юрь-юрь, го-го-го-го-го-го-го… (Дед Васяка закатил глаза и схватил меня за рукав: "Ка-аков гусачок!") Ирь-ирь-ирь-ирь.

Ци-пфи, ци-пфи, ци-пфи, пью-пью-пью-пью-пью (звенящая водопойная дудка)…

Ци-фи, ци-фи, чо-оч-очо-чо-чо-чо-чо-чо-човид!..

Цицити-вит, тю-вит, тю-вит, тю-вит, тляу-тляу-тляу-тляу, пив-пив-пив-пив-пив… ("Ух, – толкнул дед меня локтем в бок, – какая шикарная, просто отличная серебряная водопойная дудка!")

Юу-лип, юу-лип, лип-лип-лип-лип-лип… ("И "липушка" превосходная!")

Пи-пи, пи-пи, пи-пи, клы-клы-клы-клы-клы-клы… ("И "клыканье" отменное!")

Чричи-чу, чричи-чу, чричи-чу…

Ци-вит, ци-вит, ци-вит (тихонько, словно бы вкрадчиво), клюи (форте), клюи-клюи (двойное форте), клюи-клюи-клюи (фортиссимо), ту-тут-тут-ту-тут (лешевая дудка) и в завершение – стукотни: двойные, хлыстовые, визговые, игольчатые, а также дроби: сверчковые, трещотки, тройные точилки, раскаты, оттолчки, скидки и прочие "мелоча".

Дед Васяка крякает и смахивает слезу:

– Ах, что вытворяет, одер!..

После чего мы стучим в дверь палаты, слышим знакомый голос носатой нянечки: "Взойдитя!" – входим в палату и видим сияющие глаза Тамары, а в клетке перед ней видим соловья, который плещется в поилке, купается, только брызги летят, и в них, в мелкой водяной пыли, стоит, плавится, светится шаровой молнией акварельная радуга, а моя Тамара, моя любимая женщина с обрезанными косами, кормит Кирюху муравьиным яйцом и улыбается.

– Видишь, соловей-то совсем голодный. Ах, какой чудесный певун!

И говорит она это счастливо, похудевшая, осунувшаяся, но, кажется, совсем здоровая, любуясь моим искусственным кибернетическим монстром, жадно пожирающим соловьиное лакомство. И меня поражает не то, что железный соловей ожил, а то – откуда у нее взялось муравьиное яйцо. И все – как в сладком сне…

А дед Васяка умиляется простецки:

– Вот-вот, молодчага! Не евши – легче, поевши – лучше!

Выборы в обл. Думу были в самом разгаре. По пятому округу шло десять человек. По другим еще больше. Народ валил во власть, на вольные хлеба. Как известно, на чужой каравай семеро одного не ждут, и потому за две недели до голосования определился главный претендент – некто Крусанов. Предприниматель, который поднялся буквально как на дрожжах в последние два года. Бескорыстно он любил только деньги, потому они у него и были, – он и сыпал подарками и сувенирами направо и налево: бабам платки, детям шоколадки, к мужикам без традиционного ящика водки не заявлялся. Встречался исключительно с работягами, и после каждой встречи все бывали на рогах.

Вторым по рейтингу шел бывший полковник милиции Сигитов. Остальные не представляли из себя ничего выдающегося, имя им Никто и звать – Никак, всякие там врачи, инженеры, один даже был, смешно сказать, ветеринар. И вот Сигитов собирает своих доверенных лиц, в основном ментов, и устраивает совет. Суть его такова: осталось две недели, и если так пойдет дальше, Крусанов побеждает – сто пудов. Попытки прищучить его через продавцов и покупателей не увенчались успехом – все нападки отбил играючись. Кого задарил, кого очаровал своим обаянием. Одно слово – проходимец. В конце своего спича Сигитов вопрошает: что делать?

Повисает звенящая тишина. Но тут встает один подполковник-"бэхээсник" по фамилии Мажаев и говорит, что выход есть. Выход – в черном пиаре. Два с половиной года назад этот вышеназванный Крусанов – тогда он был еще со старой, родной фамилией "Крысанов" – сбил первые дурные бабки на том, что закупал, будучи агентом облпотребсоюза, веники в южных районах области, в глухих селах и хуторах, где население испокон занимается выращиванием сорго и вязкой веников. Все заулыбались: да, товар стратегический… Но подполковник Мажаев оборвал смешки, сказав, что срок давности еще не истек и что были "сигналы", но из-за малочисленности "сигналов" и малозначительности преступлений дело было похерено, естественно, не без помощи некоторых сильных мира сего.