– Она без дяди Шуры всегда скучает. Ей однажды приснился сон, что он еще не вернулся из Африки, так она хотела бежать к нему в больницу, чтобы убедиться, что он на месте.

Надежда Васильевна ничего не ответила, подошла к окну и осторожно глянула вниз, словно боялась того, что должна была там увидеть, может быть, надеялась, что Наташка вернется, но все-таки, конечно, увидела, потому что отпрянула назад, точно ее ударили по лицу. И сказала тогда знаменитую фразу:

– Знаешь, мне иногда бывает грустно, потому что я наперед знаю, как все будет.

– А что вы такое знали?
– спросил я.

– Знала, что Наташа когда-нибудь вот так убежит. Что мне будет трудно и, может быть, придется...
– Она оборвала свою речь, не докончив фразу, внимательно, изучающе посмотрела на меня и неожиданно резко сказала: - А почему я тебе должна это говорить? Я тебя не знаю как человека. Ты вроде добрый и неглупый, но куда повернешь в трудную минуту - направо или налево, - я не знаю. А это главное.

– Я поверну туда, куда надо, - ответил я.

– Куда надо? Ты думаешь, что надо "налево", а я думаю - "направо"...

Тут я неожиданно вспомнил свою прошлогоднюю ошибку, когда нужно было пойти "направо", а я пошел "налево". Тот самый случай, когда на контрольной в первом классе я подсказал решение примеров. И дело не в том, что я им подсказал, а в том, что я первый научил их этому.

– Ты что замолчал?
– спросила Надежда Васильевна.
– Сердишься?

– Да так, - промямлил я.

– Не сердись, я ведь правду сказала.

А я и не рассердился, я в этот момент подумал про нее, про то, что необыкновенно умным людям жить на свете труднее, потому что они все знают наперед и заранее переживают.

Не помню точно, сколько прошло дней, может быть, десять, но только моей дружбе с Надеждой Васильевной пришел конец.

Как же это случилось? Души в ней не чаял, каждому встречному-поперечному расхваливал, до того обалдел, что стал ходить на симфонические концерты, и вдруг...

– Ум у тебя не аналитический, - сказала мне Надежда Васильевна.
– Ты живешь как получится.

– Быстро вы меня изучили, - сказал я.

Честно говоря, мне не очень понравились ее слова.

– Это просто. Я присмотрелась к твоим поступкам, прислушалась к твоим словам и поразмыслила на эту тему. Размышления - как математика. Прикинешь так да этак, смотришь - у тебя перед глазами стройный ряд формул, - сказал она и засмеялась: - Ты достойный ученик своей тети Оли.

– А что, разве это плохо?

– Я не говорю, что плохо, - ответила Надежда Васильевна, - но это может привести тебя к ошибкам, о которых ты потом будешь жалеть.

И представьте, она оказалась права. Но это я узнал и понял потом, а пока, не зная ничего, готовился, подчиняясь своему чувству, совершить все эти "ошибки".

В тот день я встретил Наташку на лестнице. Она сидела на ступеньках и плакала.

– Ты чего ревешь?
– спросил я.

Наташка не ответила.

– Ну, что случилось?
– не отставал я.

– Малыш потерялся!
– завопила Наташка.
– Я пришла, а она говорит, что Малыш убежал в открытую дверь.

– Кто она?
– не понял я.

– Надежда Васильевна, вот кто!
– ответила Наташка.
– Приедет папа, я ему все-все расскажу!

Это мне не понравилось, и я сказал:

– Жаловаться нехорошо. Она ведь не нарочно.

– Нарочно, нарочно!
– сквозь слезы твердила Наташка.
– Зачем она открыла дверь? Зачем?.. Разве так поступают, когда в доме щенок? И мамин бокал она разбила нарочно! Она и ко мне придирается!

Все это было несправедливо, но я промолчал. Нелепо спорить с Наташкой, пока она плакала.

Как это Надежда Васильевна могла к ней придираться, если она их жизнь сделала прекрасной! Да что там говорить, еще совсем недавно сама Наташка назвала Надежду Васильевну мамой!

Мы шли в школу. Наташка увидела издали свою учительницу, схватила Надежду Васильевну за руку, подвела и сказала: "Инна Петровна, это моя мама!" А я стоял рядом и хорошо все слышал и видел и помню, как Надежда Васильевна радостно вспыхнула и улыбнулась. Тогда Наташке показалось мало ее первых слов, и она окончательно представила Надежду Васильевну, сказав, что та "музыкантша". Учительница обрадовалась и пригласила Надежду Васильевну разучить с ребятами какую-нибудь песенку. И та сразу согласилась, все еще улыбаясь и счастливо обнимая Наташку.