Лен вернулся, принеся с собой запах времени и пространства, вернулся, чтобы без слов посмотреть ему в глаза и ударить в лицо. Когда он пришел в себя, Лен исчез, как исчезли и два его зуба, один из которых потом нашелся на полу. Он налил бокал, обломал все ногти, корчась в безумии рядом с цветами у бассейна, затем налил еще бокал, поплакал немного и налил еще бокал. Он отнес ее на кушетку и помолился, налил бокал, поплакал, заблокировал дверь, а потом заснул и проснулся через семь лет и три месяца. Руки ныли от уколов, которыми подушка Лициды гасила его боль. Он ел яйца и тосты, и к нему снова возвращался рассудок.

Он вызвал транспортный портал.

Огромный стебель белой лилии взломал паркет и склонился над постелью. Он принял душ, оделся и спроецировал на одну из стен огромные двери. В нее осторожно вошли первые дутики.

Он улыбнулся им:

– Привет, ребята.

Но они входили и входили, заполняя Святилище. Они обступали его кушетку плотными рядами, пока он улыбался им и кивал. И тогда он сел, устало опираясь на подушку.

– Вот вы и пришли, возжаждав правосудия.

– Что тебе надо?
– спросили они.

– Ничего, - ответил он.

Наступила тишина. Дутики поймали его, как бабочку, в желтоватый сачок видений.

– А вам что надо?

– Ответа! Почему ты убиваешь нас?

– Это не я, - ответил он.
– Это мое безумие. Я приношу вам свои извинения.

– Если ты, - сказал один из них.

– Уйдешь, - добавил другой.

– Все будет, - произнес третий.

– Забыто, - закончил четвертый.

– Но если ты...

– Останешься...

– Тебе придется...

– Умереть!

– И не надо "капризничать", - вставил один из них голосом Филлис.

– Хорошо, - со вздохом ответил он.
– Хорошо, ребята. Но прежде чем уйти, я хочу попросить вас об одной услуге. Не судите о Земле по моим поступкам. Изучите наше наследие и по достоинству оцените то, что создали мои соплеменники. Я не лучший представитель своего вида - скорее даже один из худших. Доказывая суетность стремлений, я погубил несколько жизней и лишь теперь осознал, как был не прав.
– Осмотрев угрюмые лица дутиков, он спросил: - Если я оставлю вам Землю, что вы сделаете с творениями людей?

– Сожжем, - прожужжал первый.

– Закопаем, - проскрипел второй.

– Переделаем, - прогудел третий.

– Забудем, что они когда-то существовали, - просвистел четвертый.

Остальные дутики смотрели на него, издавая странные звуки. Неужели смех?

– Кто ты?
– спросил он ванильную пирамиду.

– Шут, - ответил дутик.
– Я высмеиваю наших владык

– А ты кто?
– спросил он одного из тех, с которым говорил.

– Первый среди равных.
– Ответив, дутик повернулся к соседу и спросил: - А ты?

– Второй. А ты?

– Третий.

– С Шутом вас четверо. Прекрасно! Он засмеялся и воскликнул:

– Приветствую тебя, комический король снегов!

Землянин поклонился. "Второй" метнулся к нему, вытягивая жвало.

Он увернулся, не позволяя острым клешням приблизиться к своей шее. Его правая рука перехватила жвало. Гордо взглянув на дутиков, он холодно промолвил:

– Прошу прощенья, сэр. Я был не прав, - промолвил он, сжимая хватку.
– Все, чем мог задеть я ваши чувства, честь и положенье, прошу поверить, сделала болезнь (Здесь и далее использованы цитаты из "Гамлета" в переводе Бориса Пастернака.).

Едва рука и жвало встретились, свет начал блекнуть. Под жужжание встревоженных дутиков комнату заполнил мрак. Когда воцарилась тишина, он продолжал:

– Прошу во всеуслышанье, при всех сложить с меня упрек в предумышленье. Пусть знают все: я не желал вам зла...

Свет вспыхнул вновь - свет огня чадящих факелов, которые, как грибы, возникли на закопченных стенах. Пятьдесят или шестьдесят ярко наряженных придворных собрались в темной дворцовой зале. Его кушетка превратилась в трон, на котором сидел бородатый мужчина в тяжелой пурпурной мантии и с золотой короной на голове.

На стенах висели гобелены с грубо вышитыми эмблемами ярких цветов. Здесь же виднелись головы убитых хищников и топоры, покрытые копотью и пятнами ржавчины. В двадцати - тридцати футах над ними угадывался темный свод, сквозь который по стенам сочилась тьма.

На нем были черные штаны и белая рубашка с открытым воротом; волосы блестели как сталь. Взор небесно-голубых очей застыл на смуглом мужчине, чья длань дрожала в его руке.

"Говори же!" - настойчиво подумал он. Рот соперника корчился от незнакомых слов, но мышцы горла начинали расслабляться.