Шрифт:
— Ну, та девушка все-таки не умерла.., и вообще, это могло быть не связано с кремом…
— Вы не все знаете, — Надежда понизила голос, — по крайней мере еще два человека из этого списка тоже умерли за последние дни.
Это уже нельзя списать на совпадение или несчастный случай. И к тому же, тогда люди из фирмы не стали бы так беспокоиться. Очевидно, Ольга сказала им, что в креме действительно сильный яд, иначе бы они не поверили.
— Должен вам заметить, — заявил Артемий, что я в вашей племяннице сильно разочаровался. Пойти на шантаж, требовать деньги за информацию!
— А все-таки, — прервала его Надежда, кто ее заложил людям из «Ликофарма»?? Выходит, не вы?
— Конечно, не я! — возмутился Артемий. Я с ними познакомился только во вторник, когда они меня привезли для допроса.
«Значит, Ольга сама была неосторожна, когда разговаривала с ними, вот люди из фирмы ее и вычислили, — сообразила Надежда, — зря она обзывает Артемия подлецом».
Между разговором она как-то незаметно съела порцию креветок и фрукты в карамели, поглядела на пустые тарелки и решила, что она все уже выяснила у Артемия и больше в китайском ресторане как-то нечего делать. Ольга ей не нравилась, но и мужчина, сидящий напротив, тоже не вызывал особенных эмоций.
Какой-то он.., амебообразный, что ли. Не справился с Ольгой, не сумел ее удержать, а потом не сумел защитить. Ведь это ему люди из «Ликофарма» ничего не сделали, а если они найдут Ольгу, то, конечно, не убьют, но работу она потеряет, да еще и нервов ухлопает кучу.
Впрочем, сама виновата…
— Я заплачу, — сказал Артемий, видя, что Надежда подзывает официантку, — ведь вы же Олина тетя…
Что-то не понравилось Надежде в его взгляде, какая-то насмешливая искорка.
— Не беспокойтесь, молодой человек, — с достоинством ответила Надежда, поднимаясь с места, — я в состоянии это сделать сама.
Она положила на стол деньги и гордо удалилась. После ее ухода Артемий посидел некоторое время над тарелкой. Мясо остыло, есть его не хотелось. У него вообще в последнее время не было аппетита. Он выпил чаю и принял решение. Достал мобильник и набрал номер, который дали ему не так давно.
Ольга ужасно спала этой ночью. Вернее, она почти не спала. В избе было душно, она открыла было окно, но налетели комары. Щека распухла и болела. Наверняка завтра будет синяк, как и предрекала ей эта отвратительная тетка, что выследила дуру Райку и явилась сюда без приглашения. Кроме того, Ольга боялась. Боялась, что придут люди из «Ликофарма» и станут ее пытать. Она же ничего не знает. То есть, список, конечно, они рано или поздно найдут, но ее в живых не оставят. Бежать ей некуда, потому что нет денег.
Но больше физических мучений, даже больше страха ее угнетало известие о смерти Татьяны.
Оля Бережкова с первого класса школы дружила с Таней Михайловой. Они сидели за одной партой, делились завтраками, болтали на переменках. В пятом классе они хором влюбились в певца Диму Маликова, а в шестом в Вовку Сапожникова из восьмого "Б". Когда Оля в седьмом классе отрезала толстую косу и сделала короткую стрижку, Таня тут же побежала в парикмахерскую. Вообще, из них двоих Оля была лидером, она все делала немножко раньше и немножко лучше, чем подруга. И училась она получше, несмотря на то, что уроки ей приходилось делать на кухне, положив тетрадки и учебники на табуретку. И первой она поняла, что ни за что не останется в родном городе.
Город этот назывался Застоженск. Вообще, называть его городом могли только очень большие патриоты. В Застоженске была одна школа, одно кладбище, две аптеки, одна парикмахерская (та самая, где подружки обрезали свои косы), четыре пивных (одна функционировала под гордой вывеской бар «Аэлита», остальные — без всякой вывески, но внутри во всех были одинаковые деревянные столы, пьяные рожи и запах застарелого перегара). Еще в городе был бывший Дом культуры, по частям арендованный несколькими магазинчиками, и комбинат железобетонных изделий. На этом комбинате работало почти все взрослое население Застоженска на коротком отрезке пути от школы до кладбища. В свободное время мужская часть населения посещала пивные или, в теплое время года, выпивала небольшими компаниями на берегу заросшего камышом пруда или речки Стоженки, давшей городу его название. Женская часть населения в свободное от работы время обсуждала своих никчемных мужей и сожителей и сокрушалась о загубленной жизни.
Родители Оли Бережковой ничуть не отличались от остальных. Отец был почти всегда пьян, мать бесконечно стирала или жаловалась соседке на мужа.
Увидев как-то Вовку Сапожникова, который, заплетаясь, брел по главной улице Застоженска, бессмысленным пьяным взглядом провожая прохожих и громко, хриплым фальшивым голосом распевая «Девочка моя, синеглазая», Оля поняла, что ни за что не останется в этом городе после окончания школы, что если родители будут против ее отъезда, она сбежит тайком. Она закончила школу с довольно хорошими отметками и сказала матери, что они с Таней Михайловой поедут в Петербург поступать в институт. Петербург был выбран потому, что у Тани там жила тетка.
Ни в какой институт они, конечно, не поступили, но Танина тетка действительно пустила их жить в свою комнату. Сама она неожиданно вышла замуж за отставного военного, бездетного вдовца, и жила у него. Оля, как всегда более хваткая, со временем сумела устроиться в хорошую коммерческую фирму, где ей платили приличные деньги, так что она сняла отдельную квартиру. Правда, квартира была очень далеко от работы, на самом краю города, возле железной дороги, но она была отдельная, с собственной ванной, с собственной маленькой кухней, и это после тесноты и неуюта застоженской юности казалось Оле настоящим счастьем. Она строила планы на будущее, мечтала сделать карьеру и стать своей в этом огромном городе. У нее, конечно, бывали иногда короткие романы, не приносившие особенной радости, но никого из своих приятелей она не приводила домой — ей казалось, что этим она разрушила бы свой одинокий уют.