Он подошел к зеркалу и стал внимательно меня разглядывать. Я тоже смотрел на него. Я едва удерживался, чтобы не подмигнуть ему, не высунуть язык, вообще не выкинуть какую-нибудь дурацкую шутку. Чтобы не поддаться искушению, я принялся изучать мистера Колкэннона.

Особого впечатления он не производил: на дюйм или два ниже среднего роста, лет пятидесяти пяти, овальное лицо, наполовину седые волосы, коротко подстриженные усики с пробивающейся сединой, курносый нос, маленький рот, неопределенного цвета глаза – не то карие, не то зеленые. Его можно было принять за банковского служащего или ходатая по налоговым делам. Ничто в этом человеке не указывало на то, что он только что потерял красавицу-жену и полмиллионную монету. Впрочем, он и не был похож на счастливого обладателя такой жены и такой монеты.

С минуту он смотрел на меня, в то время как я смотрел на него. Потом он важно, как индюк, помотал головой.

Кажется, я удержался и не улыбнулся в тот момент, но когда Ришлер тронул Колкэннона за рукав и тот пошел за ним из комнаты, я ощерился, как тыквенная рожа в канун Дня Всех Святых. Вскорости Ришлер вернулся. Я сидел на стуле и чистил ногти тупым концом зубочистки. Увидев его, я невинно поинтересовался, когда же будет опознание.

– Тоже мне умник выискался!

– Прошу прощения?..

– Галстук, видите ли, вздумал поправить. Никакого опознания не будет. Можешь топать домой.

– Полиция поняла, что ошиблась?

– Ни хрена мы не ошиблись! Я по-прежнему считаю, что ты участвовал в ограблении. Ты был наверху, возился с сейфом, а твои дружки тем временем расправлялись с Колкэннонами. Поэтому он тебя и не видел. Думаешь отделаться легким испугом? Не выйдет, голубчик! Как только мы схватим твоих сообщников, против тебя сразу появится куча улик. Сядешь как миленький, причем на больший срок, и намного больший, чем если бы сам признался. Спета твоя песенка, умник!

– Я всего лишь скромный букинист.

– Как же, букинист... Убирайся-ка подобру-поздорову. Не сечешь, когда тебе хотят помочь. Мозгов не хватает. Если наберешься ума в ближайшие два часа, звякни. Впрочем, в твоих же интересах не тянуть резину. Если мы накроем кого-нибудь из твоей компании, он тут же расколется и свалит все на тебя. Придется умнику за других сидеть, а он даже не был на месте убийства. Какой в этом смысл? Лучше уж начистоту с нами.

– Я и так начистоту.

– Угу, начистоту. Проваливай отсюда, Роденбарр!

Я выходил из здания, когда меня окликнул знакомый голос:

– Не я буду, если это не Берни Роденбарр! Кого только не встретишь на Площади полиции, дом один!

– Привет, Рэй.

– Привет, привет, Берни! – Рэй Киршман загадочно ухмылялся. Костюм на нем сидел, как всегда, плохо. «На взятки, которые вымогаешь, мог бы и получше одеваться», – мелькнуло у меня в голове.

– Утречко что надо, правда, Берни?

– Что правда, то правда, Рэй.

– Хотя уже первый час пошел. Знаешь, Берни, кажется, я выиграл пари, которое сам с собой заключил. Тебя отпустили.

– Ты в курсе?

– А как же? Колкэнноны, так? Я сразу понял, что это не ты. Где это видано, чтобы ты работал не один? Где это видано, чтобы ты силу применял? Разве что однажды сбил меня с ног. – Во взгляде Рэя читался упрек. – Помнишь, Берни, что у Флэксфорда было?

– Я тогда запаниковал, Рэй.

– Я это крепко запомнил.

– Я не хотел ничего такого, Рэй. Только смыться хотел.

– Да уж... Знаешь, они уверены, что ты тут тоже руку приложил. Ришлер имел право хоть сейчас тебя забрать в камеру. Но он считает, что выгоднее дать тебе погулять на воле.

Мы стояли на тротуаре у кирпичного здания полицейского управления. Напротив, через улицу, высилась арка муниципалитета. Рэй загородил ладонью зажигалку, затянулся, закашлялся, опять затянулся.

– Хороший денек, – сказал он. – Просто замечательный!

– Почему они думают, что я замешан в налете на Колкэннонов?

– Видят твой М.О., Берни.

– Ты шутишь! Разве я когда-нибудь громил квартиры? Я хоть раз пальцем кого тронул? Разве не давал тягу, как жулик, если объявлялись хозяева? Разве бил стеклянные крыши, чтобы попасть в дом? Нет, брат, все это не согласуется с моим modus operandi [6] .

– Они из того исходят, что это твои сообщники так грубо работали. Но и против тебя есть улика. Очень даже подходящая улика.

– Ты о чем?

– А вот о чем. – Рэй достал из кармана резиновую перчатку. Он держал ее осторожно, двумя пальцами, словно она кусалась. Ладонь на перчатке была вырезана.

– И это твоя улика?

– Их улика, не моя. В досье на тебя что записано? «Для совершения преступных деяний надевает резиновые перчатки с отверстиями на ладонях». Как тебе нравится это – «с отверстиями на ладонях»? Нет чтобы сказать по-человечески, что ты вырезаешь в них ладони.