Каролин поставила на плиту кофе, приготовила салат и разогрела два куска, оставшиеся от вчерашнего французского пирога. Аппетита особого у нас не было, зато кофе мы напились вдоволь. Коты тоже вылизали свою миску и начали тереться об ноги, выпрашивая недоеденный пирог, и быстренько его доели. После чего Уби, красивый русский голубой кот, устроился у меня на коленях и принялся мурлыкать, а Арчи, его бирманский приятель, начал ходить по комнате, время от времени потягиваясь и демонстрируя свои мускулы.

Около восьми зазвонил телефон. Каролин взяла трубку и пустилась в бесконечный женский треп о том о сем, а больше ни о чем. Я открыл какой-то дешевый роман, но слова скользили мимо моего сознания. С равным успехом я мог бы читать телефонную книгу.

Когда Каролин повесила наконец трубку, я действительно взял телефонную книгу, нашел нужные мне данные и набрал номер. Абель Крау отозвался на четвертый гудок.

– Это Берни, – сказал я. – Похоже, мне попалась книжонка, которая может тебя заинтересовать. Ты сегодня дома?

– Никаких планов на вечер.

– Может быть, я заскочу между одиннадцатью и двенадцатью?

– Прекрасно! Я теперь поздно ложусь, – ответил Абель Крау. По телефону его акцент уроженца Центральной Европы слышался явственнее, чем в живой речи. – Ты со своей очаровательной приятельницей?

– Вероятно, да.

– Я приготовлюсь, Берни. Всего доброго.

Я положил трубку; Каролин сидела на кровати, подогнув под себя одну ногу, и старательно вырезала ладони из своей пары резиновых перчаток.

– Абель ждет нас, – сообщил я ей.

– Он знает, что я приду?

– Да, он спросил о тебе. Я сказал, что, вероятно, ты тоже будешь.

– Что значит – «вероятно»? Ты же знаешь, что я люблю Абеля.

Каролин встала с кровати и сунула перчатки в задний карман. На ней были темно-серые джинсы, кофточка из зеленого бархата, а сверху она надела еще синий блейзер. Выглядела она в этом наряде замечательно, о чем я не преминул ей сказать.

Каролин поблагодарила и обернулась к котам.

– Чтобы мне хорошо тут вести себя, ребята, – сказала она. – Будут звонить, спросите, что передать. Я потом перезвоню.

Ванда и Герберт Колкэнноны жили на Западной Восемнадцатой улице, между Девятой и Десятой авеню. Сравнительно до недавнего времени это место славилось налетами и грабежами, но потом кварталы Челси стали постепенно преображаться. Народ начал покупать старые особняки; меблированные комнаты переделывались в приличные жилые дома, а приличные жилые дома уже сдавались отдельным семьям. На улицах высадили платаны, дубы, деревья гинкго, и скоро за ними не стало видно хулиганья.

Дом номер 442 по Западной Восемнадцатой улице – это красивое четырехэтажное здание с мансардой под крышей и фонарем на втором этаже. Примыкающий к нему слева номер 444 – такой же дом, отличимый от своего соседа лишь кое-какими архитектурными деталями и парой внушительных бронзовых фонарей по обе стороны парадного входа. Но между этими домами имеется арка с тяжелыми чугунными воротами. Над воротами хорошо видна табличка – «442 1/2». Справа вделан звонок, под ним – синяя пластиковая пластинка с надписью «Колкэннон».

Из уличной телефонной будки на Девятой авеню я сделал проверочный звонок. Автоответчик пригласил меня сообщить имя и номер телефона, но я не принял приглашения. Сейчас я дал долгий звонок в ворота, дожидаясь, не откликнется ли кто-нибудь. Каролин стояла рядом, ссутулившись, засунув руки в карманы, переминаясь с ноги на ногу.

Я понимал ее. Сегодня был всего лишь третий ее выход на дело. Она была со мной в операции на Форест-Хиллз-Гарденз, фешенебельном островке посреди мрачных пучин Куинса, и сравнительно недавно, когда мы обобрали квартиру в районе Восточных Семидесятых улиц. Сам я далеко не новичок в нашей профессии, вырос в убеждении, что чужой дом – отнюдь не крепость, но несмотря на это, я испытываю нервное возбуждение всякий раз, когда приступаю к работе. Так оно, наверное, и будет до скончания моих дней.

Я переложил дипломат в левую руку, а правой выудил из кармана связку ключей. Ворота были заперты наглухо. Из дома они открывались электрическим устройством, с улицы – ключом. Замок был старинный, и ключ к нему был особый, похожий на отмычку. Несколько дней назад мне удалось осмотреть замок, и он не показался мне таким уж замысловатым. Предположение мое подтвердилось. Третий ключ немного заедало, зато четвертый легко отомкнул замок, как будто под него и был сработан.

Я стер свои отпечатки с металла и плечом открыл ворота. Каролин вошла за мной в арку и захлопнула ворота. Выложенный кирпичом проход под аркой был похож на тоннель – длинный, узкий, сырой, – но в конце его был свет, который притягивал нас, как мотыльков. Мы вышли в освещенный внутренний дворик перед особняком Колкэннонов. Среднюю его часть, вымощенную плитами, окружали цветочные клумбы с поздними нарциссами и ранними тюльпанами. Я мог представить, как тут красиво, когда приходит пора цветения роз.