Немного в стороне я увидел полукруглую каменную скамью и перед ней – небольшой бассейн с фонтаном. «Неужели тут и рыбок разводят, – восхищенно подумал я, – и если разводят, то как оберегают их от бродячих кошек?» Мне захотелось присесть на скамью и под мирное журчание фонтанчика полюбоваться играющими в воде рыбками. К сожалению, место было чересчур открытым, да и не стоило расслабляться.

Время тоже не стояло на месте. Перед тем как отпереть замок, я посмотрел на часы. Было двадцать минут десятого. Вообще-то говоря, в нашем распоряжении целая ночь, но чем меньше времени мы проведем здесь и чем скорее попадем к Абелю Крау, тем спокойнее на душе.

– Смотри, какая иллюминация! Как на рождественской елке, – сказала Каролин.

Я поднял голову. Занятый мыслями о цветочках и рыбках, я только сейчас взглянул на сам особняк.

Может быть, он и не очень напоминал рождественскую елку, но еще меньше был похож на пустой дом ночью. Во всех его трех этажах горел яркий свет. Этажи были высокие, и я подумал, что в свое время внизу помещалась конюшня, а на втором этаже жила прислуга. Помимо лампочек в доме, в нескольких шагах от фонтана стоял фонарь. Однако именно свет из окон указывал нам путь под аркой. Одни, уходя из дома, оставляют для отпугивания воров зажженной лампочку или две – негасимый маленький маяк, который светит в четыре утра, возвещая городу и миру, что хозяев нет дома. Другие усовершенствовали эту процедуру, стали устанавливать нехитрое устройство – реле, которое то включает, то выключает свет. Ванда и Герберт Колкэнноны переплюнули всех. Может быть, они переусердствовали, оставляя дом без охраны благородной Астрид. Может быть, Герберт хранит дома тонну ценных бумаг и Ванда приобрела по этому случаю ящик «вечных» электрических лампочек, какие обычно продают слепые по телефону?..

Может быть, они были сейчас дома.

Я поднялся на крыльцо и приложил ухо к двери. Изнутри доносились звуки то ли радио, то ли телевизора, но никак не живой человеческой речи. Я нажал на кнопку звонка и стал вслушиваться. Те же звуки, ничего не изменилось. Поставив дипломат на пол, я натянул резиновые перчатки и мысленно вознес молитву, чтобы дом не стоял на охране. Молитва была обращена к святому Дисмасу, покровителю разбойников и воров. В наши дни его, должно быть, частенько беспокоят. «Сделай так, чтобы в доме не было сигнализации, – просил я у старого доброго Дисмаса. – Пусть собака действительно находится в Пенсильвании. Пусть сбудется моя мечта о хорошей добыче, и взамен я...» – Что я сделаю?

Достав набор отмычек, я принялся за работу.

Замки на двери были хорошие: два «сегала» и один «рэбсон». «Рэбсон» был оставлен напоследок: он самый трудный. Я и сам удивился, когда через минуту он поддался. Каролин буквально затаила дыхание, услышав, как щелкнул ригель, выходя из паза. Она теперь немного разбиралась в замках, уже научилась открывать свою дверь без ключа и порядком поломала голову над «рэбсоном», который я подарил ей для тренировки.

Я повернул ручку, приоткрыл дверь и хотел пропустить Каролин вперед, но она замотала головой и жестом показала, чтобы я входил первым. Возраст – перед красотой? Погибель – перед позором? Я толкнул дверь и совершил, говоря юридическим языком, незаконное проникновение в чужое жилище, частное владение.

Господи, какое чувство при этом испытываешь!

Я благодарен небу, что не существует занятия, более презренного, чем взлом, потому что я не сумел бы побороть искушения сделать это – хотя бы ради того, чтобы испытать это чувство. Да, разумеется, я профессионал и работаю ради денег, но не стоит кривить душой перед самим собой. Совершая ограбление со взломом, я получаю такой заряд энергии, что удивительно, как это в городе не тускнеют все электролампы, когда я вхожу в чужой дом.

Я вовсе не горжусь этим, видит Бог. Я вырос бы в собственных глазах, если бы мог заработать на жизнь продажей книг. Но выручка в «Барнегатских книгах» не покрывает моих расходов, хотя при желании я, наверное, мог бы сделаться и более деловым бизнесменом.

Магазин многие годы приносил доход старому мистеру Литзауеру, пока он не продал его мне, а сам не удалился на покой в солнечную Флориду, в Санкт-Петербург. Казалось бы, магазинчик должен был приносить доход и вашему покорному слуге. Мне много не нужно. Я не швыряю деньги налево и направо, не нюхаю кокаин, не вожу знакомства с шикарной публикой. В то же время не из тех, кто «поддерживает связь с известными преступниками», как изящно выражаются судейские крючки. Не люблю уголовников! Мне не нравится, что я сам уголовник. Но вот воровать люблю. Пойди разберись.

По радио шла одна из тех научно-популярных передач, во время которых ведущие приглашают слушателей звонить в студию и высказывать свои соображения по таким насущным проблемам, как фторирование воды для сохранности зубов или, скажем, незаконное использование детского труда. Слушать эту болтовню было противно. Свет в доме – это приятная неожиданность, нам не нужно было ни включать электричество, рискуя тем самым привлечь к себе внимание, ни чертыхаться в кромешной тьме. Еще в прихожей я подумал, что надо бы выключить проклятое радио: оно отвлекало. Наше дело требует исключительной сосредоточенности, а как тут сосредоточишься, когда барабанные перепонки лопаются от шума?

– Господи, ты только погляди, Берни!

– Что еще?

– Кто бы подумал, что она такая неряха! Всегда так классно одета.

Я вошел за Каролин в гостиную посмотреть, о чем она говорит. В комнате царил дикий хаос, словно на нее сквозь трубу в камине обрушился сбившийся с курса тропический ураган. Диванные подушки были разбросаны. Ящики стола выдвинуты, а их содержимое раскидано по обюсонскому ковру.

Сдернуты со стен картины, сброшены с полок книги.

– Типичное ограбление, – сказал я; Каролин растерянно оглядывалась вокруг. – Точно, нас опередили.