Шрифт:
Вошел г. Злотницкий; жена его тотчас замолкла.
Собственно, мне Софья полюбилась не за силу воли - нет, но в ней, при всей ее сухости, при недостатке живости и воображения, была своего рода прелесть, прелесть прямодушия, честной искренности и чистоты душевной. Я столько же уважал ее, сколько любил... Мне казалось, что и она ко мне благоволила;
разочароваться в ее привязанности, убедиться в ее любви к другому было мне больно.
Неожиданное открытие, сделанное мною, тем более удивило меня, что г. Асанов посещал дом Злотницких не часто, гораздо реже меня, и никакого особого предпочтения Сонечке не оказывал.
Это был красивый брюнет с выразительными, хотя несколько тяжелыми чертами лица, с блестящими глазами навыкате, с большим белым лбом и пухлыми красными губками под тонкими усами. Он держал себя весьма скромно, но строго, говорил и судил самоуверенно, молчал с достоинством. Видно было, что он много о себе думал. Асанов смеялся редко, и то сквозь зубы, и никогда не танцевал. Сложен он был довольно мешковато. Он когда-то служил в ...м полку и слыл за дельного офицера.
"Странное дело!
– размышлял я, лежа на диване.- Как же это я ничего не заметил?.." "Будьте осторожны по-прежнему":
эти слова Софьина письма вдруг пришли мне на память. "А!
– подумал я,вот что! Вишь, хитрая девчонка! А я считал ее откровенной и искренней... Ну, так постойте же, я покажу вам..."
Но тут я, сколько мне помнится, заплакал горько и до утра не мог заснуть.
На другой день, часу во втором, отправился я к Злотницким. Старика не было дома, и жена его не сидела на своем обычном месте: у ней, после блинов, разболелась голова, и она пошла полежать к себе в спальню. Варвара стояла, прислонившись плечом к окну, и глядела на улицу; Софья ходила взад и вперед по комнате, скрестив на груди руки; Попка кричал.
– А! здравствуйте!
– лениво проговорила Варвара, как только я вошел в комнату, и тотчас прибавила вполголоса: - А вон мужик идет с лотком на голове... (У ней была привычка произносить изредка, и словно про себя, замечания о прохожих.)
– Здравствуйте,- ответил я,- здравствуйте, Софья Николаевна. А где Татьяна Васильевна?
– Пошла отдохнуть,- возразила Софья, продолжая расхаживать по комнате.
– У нас блины были,-заметила Варвара, не оборачиваясь.- Что вы не пришли... Куда этот писарь идет?
– Да некогда было. ("На кра-ул!" - резко закричал попугай.) Как ваш Попка сегодня кричит!
– Он всегда так кричит,- промолвила Софья. Все мы помолчали.
– Зашел в ворота,- проговорила Варвара и вдруг встала на оконницу и отворила форточку.
– Что ты?
– спросила Софья.
– Нищий,-ответила Варвара, нагнулась, достала с окна медный пятак, на котором еще возвышался серенькой кучкой пепел курительной свечки, бросила пятак на улицу, захлопнула форточку и тяжело спрыгнула на пол...
– А я вчера очень приятно время провел,- начал я, садясь в кресла,- я обедал у одного приятеля; там был Константин Александрыч... (Я посмотрел на Софью, у ней даже бровь не поморщилась.) И, надобно сознаться,- продолжал я,- мы таки покутили: вчетвером бутылок восемь выпили.
– Вот как!-спокойно произнесла Софья и покачала головой.
– Да,- продолжал я, слегка раздраженный ее равнодушием,- и знаете ли что, Софья Николаевна? ведь точно, недаром гласит пословица, что истина в вине.
– А что?
– Константин Александрыч нас рассмешил. Представьте себе: вдруг принялся этак рукою по лбу проводить и приговаривать: "Какой я молодец! у меня дядя знатный человек!.."
– Ха-ха!
– раздался короткий, отрывистый смех Варвары... "Попка! попка! попка!" - забарабанил ей в ответ попугай. Софья остановилась передо мною и посмотрела мне в лицо.
– А вы что говорили,- спросила она,- не помните? Я невольно покраснел.
– Не помню! должно быть, и я хорош был. Действительно,- прибавил я с значительной расстановкой,- пить вино опасно:
как раз проболтаешься, и то скажешь, что бы никому не следовало знать. Будешь раскаиваться после, да уж поздно.
– А вы разве проболтались?
– спросила Софья.
– Я не о себе говорю.
Софья отвернулась и снова принялась ходить по комнате. Я глядел на нее и внутренне бесился. "Ведь вишь,- думал я,- ребенок, дитя, а как собой владеет! Каменная просто. Да вот, постой..."
– Софья Николаевна...- проговорил я громко. Софья остановилась.
– Что вам?
– Не сыграете ли вы что-нибудь на фортепьяно? Кстати, мне вам нужно что-то сказать,- прибавил я, понизив голос.