— Алекс, — вмешалась сестра, — Маше все это необязательно знать.

— Что не должна знать?

— О юбках, например.

— Я должна знать все, — выступила в свою защиту.

— Я же говорю: Маша — наш человек, — проговорил менхантер и пообещал: — И мы с ней такую кашу сварим…

Я посчитала, что охотник на людей рисуется передо мной, и не обратила должного внимания на его последние слова. Мой малый жизненный опыт утверждал, что мужчины в большинстве своем пустомели и ради красного словца…

Как я заблуждалась! Если бы только знала, что последует через несколько дней… Не знала. И поэтому с любопытством провинциалки глазела на вечернюю столицу. Она была прекрасна и дышала легкой свежестью наступающей ночи. Ветер рвался в открытое окно джипа и холодил лицо.

Затем боевое авто влетело на горбатый мост над мерцающей Москвой-рекой и я увидела Кремль, освещенный прожекторами, и древнюю стену увидела, и небесное сияние увидела над куполами спящих церквей. Картина была величественная и благолепная. Я ощутила некий душевный подъем, схожий на беспричинную радость ребенка. И, словно почувствовав мое состояние, охотник на людей спросил:

— Лепота? Нравится?

— Да, — призналась. — Как шкатулочка.

— Как шкатулочка, — повторил Алекс и высказал мысль о том, что многие наши современники, о коих галдят без умолку телевизионные программы, лелеют мечту угодить на эту кремлевскую территорию.

— Зачем? — хотя прекрасно знала о чем речь.

— Власть, девочка. — И спросил: — Что может быть слаще власти?

— Не знаю. Деньги?

— У нас без власти деньги мусор, — ответил менхантер. — И это убедительно показывают последние события.

— Какие события?

— С нашими любимыми олигархами, — следует ответ и я узнаю, что некоторые фигуранты на нашем домотканом политическом олимпе, нахапавшие за последнее десятилетие миллионы и миллионы в валютном эквиваленте, канули в зарубежном небытие; впрочем, правда, ещё барахтаются, как гуси в нечистом пруду, а вернее, это дерганье висельника после того, как из-под него выбили березовую табуретку.

— Надо сказать, — вмешалась тут Женя, — что табуреточку наш Алекс выбивал.

— Не надо переоценивать мои возможности, — засмущался менхантер. — Я скромный герой своего трудового народа. Табуреточку выбивали мы общими усилиями.

— А теперь новую табуретку подставляем? — нашлась я. — Для Шопина.

— Ребенок меня покоряет, — восхитился Александр. — Я сразу почувствовал в ней родственную душу.

— Какой ещё ребенок, — запротестовала. — Мне уже семнадцать.

— Семнадцать и моей… — хмыкнул охотник на людей, — душе.

Здесь мы услышали возмущенный голос Евгении, прерывающий наше глуповатое кокетство друг перед другом:

— Черт возьми! Тогда мне сколько? Десять?

Сестра не успевает получить ответа: наше коротенькое автомобильное путешествие благополучно завершается: праздничный и яркий «Балчуг», отражая свои огни в реке, встречает гостей.

Их много и они по базарному толкаются у парадного входа, словно боясь не успеть поздравить высокопоставленного сановника.

Мы не спешим выходить из машины — по словам Стахова, к нам должен подойти некто Виктор, с которым я и буду работать.

— Работать? — фыркаю я.

Мои спутники начинают уверять, что это тоже работа, такая, как, например, работа ассенизатора.

— Да, мы очищаем общество от мерзости бытия, — не без патетики говорит Алекс. — И гадких людей. Посмотри, Маша, — указывает на парадную дверь ресторана, — на этих представителей высшего света. Бомонд! Политическая элита! А снять мишуру с каждого… там такая черная бездна!

— Слова, слова, — по-взрослому делаю замечание.

— Пожалуйста, будем конкретны. Кто у нас инженер человеческих душ? Правильно — писатели. Смотри — знаменитый Б.Хунин. Вон тот, плешивый такой, как верблюд, и небритый. Компилярщик: обворовывает наших великих классиков. В этом ему помогает любимая супруга. Далее, кто у нас вершитель народных дум? Правильно — депутаты. Одна из них — госпожа Мамада. Жадна, пуста, холодна, как камбала. Далее — кто у нас «кормит» народ обещаниями? Правильно — чиновники. Господин Хабибулин занимается госимуществом, любит брать не только борзых щенков, но и мальчиков из стриптиз-баров…

— Все-все, — протестую я, — не хочу ничего про них знать. К черту!

— Действительно, — с укоризной замечает Евгения. — Саша, имей совесть, что ты всем кишки выворачиваешь наружу. Люди живут, как могут. Да, слабы, а когда они были сильны?

— Знание — сила, — не соглашается Стахов. — Маша должна знать в какой она попадает мирок. Здесь никому не верь, не проси, держи удар…

— Все она знает, — отмахивается Женя. — У нас тоже появились проблемы.

— Какие проблемы? — оживает менхантер. — Люблю решать чужие проблемы.