Между тем, она несла какую-то невозможную чепуху о том, что её возможности безграничны, она на дружеской ноге со всеми отечественными модельерами, равно как и зарубежными. На мой вопрос, мол, ну и что, горячилась:

— Маша, считайте, все выгодные контракты ваши…

Знакомые речи, вспомнила прошлое, когда сидела в баре на балюстраде, нависшей над ночным морем, — сидела с «принцем», который нес подобную ахинею о своих безграничных возможностях.

— Спасибо, — отвечала. — Можно я как-нибудь сама.

— Все можно, Маша, — смеялся новый знакомый. — Можно вас пригласить на танец.

Гости вовсю отплясывали под разухабистые буги-вуги ресторанного ансамбля. Со стороны это походило на танцы бывших колхозников в сельском клубе.

Покосившись на спутника, заметила, как он незаметно кивает мне, мол, действуй, Маруся, ты — наша Мата Хари. «Действуй» — а зачем? С заметным раздражением выдвигаюсь к сцене. За мной — г-н Шопин. Один. Без телохранителей. Хотя бы в этом повезло — мне. И решаю, если эта канитель закончится, устрою истерику сестре и Стахову. Зачем из меня лепить дурочку из дивноморского переулочка? Неуверенна, что в пляске «Шурик» выдаст некий важный государственный секрет?

— Маша, как вы прекрасно владеете телом, — следует двусмысленный комплимент депутата.

— Море и тренировки, — отвечаю.

— Море-море, — морщится г-н Шопин. — Не люблю море. Там вода соленая и медузы.

— А у вас глаз стеклянный.

— Что?

— Каждому, говорю, свое.

Неуклюже передвигающийся мой волокита радостно подтверждает: да, каждому свое: такова диалектика нынешних успешных реформ.

Реформ, фыркаю про себя, надо быть очень зрячим, чтобы увидеть то, что нет в природе. Впрочем, дело не только в этом. Мне неинтересен тот, кто не любит море.

А я вот люблю среднюю полосу России, — сообщает «реформатор». — Для меня березы — это невесты. Обнимешь, бывало, её и стоишь, стоишь… Ах, какая у вас красивая брошка.

Брошка? Бог мой, только тут вспоминаю, какую роль она играет на самом деле. Надеюсь, что наш треп о березках не транслировался по общественному каналу телевидения. Черт знает что!

— Кстати, Машенька, а не хотите ли принять участие в конкурсе «Кремлевская красавица».

— А есть такой конкурс?

— Будет.

— Что вы говорите?

— Да-с. И даже могу назвать победительницу.

— И кто она? — кокетничаю.

— Догадайтесь сами, милая Маша.

— Сказка наяву!

— Именно: сказка, — петушится депутат. — Я именно тот, кто вам нужен. Я делаю из пыльной действительности — царскую сказку. Кремль будет у ваших ног, Мария. Достаточно вам сделать один шаг…

— Шаг? А куда шагать-то? — интересуюсь не без иронии.

И не успеваю получить ответа. Происходит совершенно неожиданное для высокопоставленного именинника, для его боевой охраны и для влиятельных VIP-гостей. Для меня, кстати, тоже.

Только музыканты прекратили терзать свои инструменты, как из недр переводящей дух публики возник старик в хлопчатобумажном костюме, который был обвешан медалями и орденами, как иконостас. Награды даже, по-моему, звенели.

Старик был жилист, с худым лицом и пронзительно васильковыми глазами. Возникнув перед депутатом, он утвердительно вопросил:

— Шопин? — и нанес весьма чувствительную оплеуху по высокопоставленной ланите. — Это тебе, сволочь, за квартиру, которую ты у нас отобрал. — И наносит второй удар. — Это тебе, поганец за твою шопинтерапию! — И третий удар. — А это тебе, сучье племя, от всех ветеранов!

Все проистекает молниеносно — плюх-плюх-плюх по упругим щекам, как рыба бьет хвостом по воде.

Депутат, получивший такой весомый народный наказ, покрылся пурпурными пятнами, очки его отлетели в сторону и по ним стадом носорогов пробежались неосмотрительные телохранители, наконец, опомнившиеся. После короткой схватки боевого ветерана буквально вынесли из зала, успевшего прохрипеть:

— Разведчики сто двадцать девятого гвардейского полка не сдаются! Мы били и будем бить врага!..

Другие его слова были заглушены истерическим ансамблем, ужарившего нечто страстное, южноамериканское. Гости вновь пустились в пляс, решив не обращать внимания на незначительный инцидент. Пострадавшего увели для восстановления его прежнего имиджа — имиджа решительного поборника реформ.

Я же узнаю, что нам пора покидать столь благородное общество. Почему? Больше ничего интересного не случится, Маша. Вы хотите сказать, что ветеран тоже наш человек, удивляюсь.

— Нет, — смеется Евгения, — он сам по себе, а мы сами по себе. Хотя все сложилось удачно.

— Удачно? — переспрашиваю. — Особенно для Шопина? — И не верю, что он отбирает квартиры у стариков.

— Есть за ним и такой грешок, — отвечает Женя и рассказывает банальную житейскую историю: папа подарил любимому отпрыску Аркаше роскошный «БМВ Х-5» стоимостью восемьдесят девять тысяч долларов. Подарил — и подарил. Вот только Аркадий был полуидиотом и не мог выучить правила движения. Впрочем, на педали нажимал и баранку крутил со слабоумным упоением. Правда, ездил только по прямой. Поворот налево-направо — уже проблема. И вот однажды Аркаша мчал по Ленинскому проспекту и вдруг: ба-а-ах! врезается в неосторожную «копейку». Наверное, о чем-то задумался, несмотря на общий тотальный маразм. Или губастенькая невеста, сидящая рядом, отвлекала водителя некими своими кокетливыми действиями.