Шрифт:
– Скриплю помалу... Раньше царю, теперь коммуне служить довелось. Чего ты станешь-будешь делать?.. Живешь, землю топчешь, ну, знач, и служи... Давненько не залетывали, соколики, давненько...
– Не вдруг.
– Сквозь продрались.
– Подсаживайся, братухи, клюйте... Корабли по сухой пути не плавают.
Ваньку с Мишкой ровно ветром качнуло:
– Нюхнем, нюхнем, почему не так, взбрызнем свиданьице.
– Пять годков, можно сказать...
Искрились стаканчики граненые, вываливались пересохшие
языки: ну, давай...
– Ху-ху, - заржал Ванька и закрутил башкой, - завсегда у тебя Лука Федочч, была жадность к вину, так она и осталась.
И нет ничего в бутылке, а все трясешь, выжимаешь, еще капля не грохнет ли...
– И капле пропадать незачем... Ну, годки, держите... Бывайте здоровеньки... Дай вам бог лебединого веку, еще, может, вместе послужить придется...
Чокнулись,
уркнули,
крякнули.
– Мало... Тут на радостях ковшом хлестать в самый раз!
– Пока ладно. Счас кофею сварю. Где были, соколы?
– Ты спроси, где мы не были?
– Пиры пировали, дуван дуванили...
Кофей в кружки, старик в шепоток:
– На троицу подъявлялся тут Колька Галчонок, из-под Кронштадту чуть вырвался... По пьянке ухал, что вы с Махно ударяли?
– Боже упаси.
– Огонь в кулак, вонь по ветру.
Наверху языкнули две склянки. Невдалеке суденышко бодро отэхнулось: динь-нь-ом... динь-нь-ом... И еще бойким градом в лоток бухты зернисто посыпались дини-бомы. По палубе топоток-стукоток - команду выводили на справку, а по-солдатски сказать, на поверку.
– Бессонов?
– Есть!
– Лимасов?
– Есть!
– Кудряшов?
– Есть!
– Закроев?
– Есть!
– Яблочкин?
– Есть!
– Есть!
– Есть!
– Есть!
Гремела команда:
– Шапки на-деть! По своим местам бе-гом!
По палубе хлынул бег,
в парусиновую подвесную койку
укладывался корабль спать.
В Мишке сердце стукнуло,
в Ваньке сердце стукнуло,
враз стукнули мерзлые, отощалые
сердца.
– Кораблюха...
– Распиши, старик, как живете, чем дышите?
Подмоченный коньяком боцман морщился и вываливал новости:
– Живем весело, скучать недосуг. Работа одна отрада, одна утеха, а так ни на что не глядел бы... Назола, не жизнь... Моряков старых всего ничего осталось, как вихорем пораскидало..
На оторрвут... Все загребают в свои лапы эти камсалисты крупа...
Взгалдели:
– Ботай, чудило... Как же без нас-то?
– Мы в гвозде шляпка.
– То-то и оно, шляпки ноне не в почете.
Охнули,
ххакнули,
задермушились:
– Тузы, шестерки, винновы козыри...
– Старый моряк... Мы - девятый вал!
Мах рукой просмоленной, обугленной в солнечке.
– Девятый?.. А то идет десятый вал... Полундра! Все накроет, все захлестнет, партейная сила зубаста.
– Эдакого нагородишь...
– Силы - вагон, еще повоюем.
– Крышка, соколы, о прежнем времячке думать забудь.
Нонче куда ни повернись, в ячейку угодишь али в кружок...
И мне, старому дураку, кольцо в губу да в тарарам студию.
Чуть отыгрался. Ты, говорят, товарищ боцман, будешь вроде купца. Тьфу, мне ли в такие дела на старости лет...
– Ха-ха-ха, зашел Федочч!
– Дела-делишки...
– Бывалошно-то времячко любому сопляку припаял бы я неочередной наряд в галюн с рассеиваньем, а теперь - шалишь.
Как, да што, да на каком основании... Вызовет вахтенный какого-нибудь салагу, тот и начнет бубнить: "почему меня, а не другого? Это не так, да это не эдак..." Башку оторвать мало за такие разговорчики!
– Растурись, старик, огоньку бутылочку-другую, сосет...
Денежки у нас е, денежек подмолотили.
– Погазуем!
– Во вкус вошли?.. К фелынеру разя сунуться?
– Крой.
– Пистоны есть, на, держи!
Мишка выбросил на стол пучагу засаленных кредиток.
Горели, чадили сердца: бутылкой не зальешь, в море не утопишь... Куды тут... Широки сердца моряцкие, как баржи.
Убежал старик.
– Хха.
– Ххы.
– Во, как наши-то вырываются...
– Эдак.