В том, прошлом, мире Валентин сознавал себя хозяином и работником, которому до всего есть дело и который ответственен за все. Новый мир не нуждается в нем.

После объяснения с самозваной Ольгой Валентин избегал встречаться даже с врачами. Его и не беспокоили. Однако все его желания исполнялись прежде, чем он осознавал их. Например, однажды утром, когда его потянуло на воздух, в лес, он неожиданно увидел возле шкафа с одеждой пару отличных лыж с легкими, гибкими палками. И он понял, что ему нужны сейчас именно лыжи. Вечером следующего дня ему стала тягостной тишина. И тотчас он увидел на столе в гостиной плоский четырехугольник из стекла или похожего на стекло материала. На широкой подставке были клавиши, совсем как у игрушечного пианино. Первый и последний были черные. Остальные казались матовыми. Когда Валентин нажал крайний справа клавиш, экран осветился, стал голубым. Впечатление было такое, словно распахнулось окошко, за которым бесконечность неба. А потом возникло лицо мужчины, и Валентин понял: диск — это подобие телевизора, только цветного и стереоскопического. Что ж, именно такой рассказчик, не способный видеть и слышать его (а значит, и потешаться над ним), был сейчас нужен Валентину. А мужчина, дружески улыбнувшись, проговорил:

— Здоровья и больших открытий, товарищи! Мне приятно поделиться важнейшими новостями планеты. Прежде всего сообщение-молния из клиники Томского лесопитомника. Твое слово, Клавдия Михайловна.

Экран на мгновение угас, а потом возникло лицо Клавдии Михайловны. Селянину показалось, что женщина смотрит прямо в его глаза.

— Перемены незначительные, — начала Клавдия Михайловна. — Психологи предполагали, что возвращение к жизни через столько лет может вызвать психологический шок. Так оно и случилось. Мы радуемся тому, что сумели уберечь нашего нового друга от потрясения, когда он был физически немощен. Конечно, ему и теперь нелегко. Однако он уже достаточно окреп. У него сильная воля. Мы надеемся — более того: уверены — все окончится благополучно. Вчера он четыре часа двадцать три минуты провел в лесу на лыжах. Ночью крепко спал. Сегодня после обеда опять был на лыжной прогулке и вернулся в клинику два часа назад. У нас есть все основания считать, что он оправится от потрясения в ближайшую неделю и вы увидитесь с ним.

Клавдия Михайловна не назвала имени, но Валентину стало ясно: она говорит о нем. Однако почему в экстренном сообщении? Почему так, словно его имя всем известно и на Земле только и ждут вестей о нем?

А на экране опять появился ведущий.

— Прослушайте, друзья, перечень новостей, собранных видеогазетой. Номер первый. После осуществления эксперимента «Анабиоз» рабэн Даниэль Иркут выдвинул новую важную идею. О ней расскажет Ричард Бэркли, член Всемирного Совета. Прослушайте и сообщите в общепланетный центр общественного мнения свое отношение к этой идее. Номер второй: загадочные вспышки в поясе астероидов. Номер третий…

Когда объявлялся номер сообщения, тотчас освещался изнутри клавиш с соответствующей цифрой. Цвет клавиша уже был не белый, а красный, синий, желтый — всегда контрастный по отношению к соседним.

Новости, поток новостей и непривычных терминов! Он захлестывал, этот поток, и чем глубже Валентин опускался в него, тем непрогляднее было вокруг.

Селянин стал смотреть и слушать ни во что не вдумываясь. Так было легче.

А на экране возникли двое: немолодой мужчина с усталыми глазами и морщинками возле губ, говоривший неторопливо и чуточку хрипло, и женщина, ровесница Клавдии Михайловны, — она лишь изредка роняла короткие вопросы. Была странность в том, как они произносили слова: движения губ не всегда совпадали со звуками. Казалось, раздается перевод, а не подлинная живая речь.

— Повторяю, товарищи, — доносился неторопливый голос. — Всемирный Совет надеется, что управление общественного мнения выяснит, возможно ли высвободить два-три миллиона рабэнов и расэнов, которые нужны для разработки проекта «Циолковский». Рассматривая все доводы «за» и «против», каждый из нас должен иметь в виду, что массовое переселение на одну из ближайших планет — едва ли не главная практическая задача. Без этого наша цивилизация неминуемо придет в упадок.

Мужчина провел ладонью по лицу, казалось, смахивая усталость, морщинки возле губ стали глубже.

Женщина обеспокоенно посмотрела на него.

— У тебя что-то неладно… Ты здоров?

— Не беспокойся… А мое настроение… Сегодня нашей лаборатории отказали в энергии для экспериментов.

— Извини! — смутилась женщина.

— Ты ни в чем не виновата. Да и шла ты вовсе не к сотруднику Института сверхчистых металлов, а к члену Всемирного Совета. Мои научные неприятности — не помеха для разговора о проекте «Циолковский»… Да и отказ… Он меньше огорчил, чем прежние. Сейчас появилась хотя бы надежда, что ограничениям вот-вот конец.

— Из-за проекта «Циолковский»?

— Да. Прежде такой перспективы не было, и это особенно осложняло обстановку в научных коллективах.

А Валентин вспомнил об Эле. Ведь она тоже работала в Институте сверхчистых металлов. Вряд ли в том же, где и этот усталый мужчина, член Всемирного Совета, но явно в институте того же профиля. И ей тоже могут запретить опыты… Впрочем, что ему до Эли с ее удачами или неудачами?!..

— Но почему ты связываешь проект «Циолковский» и осложнения, которые все чаще возникают в научных коллективах?

— Потому, что дерево не бывает без корней. А корни, очевидно, в обострении наших общих земных проблем… Первая из них — опасность перегрева планеты. Выработка энергии вот уже сто лет назад достигла предельно допустимого уровня. Превысить его нельзя: наступят катастрофические последствия. В первую очередь таяние ледников… Ты помнишь древнюю легенду о прокрустовом ложе? У человека, который не умещался на нем, отрубали ноги. Ужасная легенда! Но еще ужасней, что в положении этого несчастного оказалось человечество. У нас неприкосновенна лишь энергия, необходимая для обеспечения жизни и здоровья людей. В остальных же случаях мы отсекаем без пощады все, что не укладывается на прокрустово ложе энергетики. Страдают прежде всего научные эксперименты. Ведь иные из них требуют десятков и сотен миллиардов киловатт-часов…