Я сидела в больничной палате и, глядя на мирно посапывающего Джереми, гадала, что же ему сейчас снится. Так, пытаясь понять, что за парень мой сын, я и сама незаметно уснула. За двадцать лет человек не успевает до конца повзрослеть, хотя как личность он уже сформировался, тем или иным образом. Я не заметила ни дорожек от иглы на его руках, ни татуировок, но задумывалась о его детстве и… понятия не имела, что мне теперь с ним делать.

Когда взошло солнце, а Джереми даже не шелохнулся, несмотря на суету сестер в коридоре, голоса пациентов и включившиеся в работу аппараты, я оставила сыну записку, в которой дала четкие указания позвонить, как только он проснется. И поехала домой. Несколько часов я не вспоминала о своих зубах, и теперь челюсти ныли. Впервые за многие годы квартира не показалась мне тоскливой – скорее в ней ощущалось какое-то напряжение.

Я не могла ни присесть, ни прилечь. Хотя ночь выдалась бессонная, энергия била из меня ключом. Я чувствовала себя как человек, в жизни которого появилось что-то новое, и поэтому занялась пустой, однообразной ерундой: раздвинула шторы, прошлась по квартире с мешком для макулатуры и собрала ненужные журналы, помыла полы и окна. Покончив с уборкой и оценив чистоту и порядок, я решила, что теперь сюда напрашиваются цветы. Так что завела машину, сгоняла в один магазинчик в западной части Ванкувера, где почти в середине лета можно купить крепкие белые пионы, и вернулась домой, наслаждаясь прохладой раннего летнего утра. Знать бы, что от недосыпания я становлюсь такой деятельной, давным-давно ограничила бы себя в ночном отдыхе. Самочувствие было превосходное и настроение отличное.

И тут, через восемь полос от меня, по ту сторону автострады я заметила нечто, что сначала показалось мне черной собакой, бредущей вдоль кромки дороги. Однако это было не животное: мой Джереми на четвереньках полз на запад. Бог ты мой!

Я рванулась вбок, одним махом пересекла три полосы и, резко саданув по тормозам, остановилась на обочине. Выскочила из авто – и прямиком на противоположную сторону; пересекла среднюю линию и оставшиеся четыре полосы встречного движения, выкрикивая имя сына. Он заметил меня, улыбнулся, помахал рукой и пополз дальше.

– Ты что, ненормальный? Ты что творишь-то?

Джереми не остановился, и мне пришлось идти рядом.

– Ползу к солнцу. В бухту Подковы, – ответил он.

– За каким фигом?

– Там свет. Меня после вчерашнего к свету тянет.

– До бухты пятнадцать миль. И почему ползком?

– Это поза смирения. Нелепо вести такие разговоры.

– Почему бы просто не пойти с опущенной головой? Это тоже смиренная поза. – Я пригляделась к нему: он разодрал в кровь ладони и колени. – Джереми, ты порежешься. – На асфальте поблескивало битое бутылочное стекло. – Ну хватит. Вставай, а то не хватало еще перед копами объясняться. – Меня сильно занимал вопрос: почему до сих пор никто не вызвался ему помочь или, на худой конец, не арестовал?

– Я вполне способен о себе позаботиться.

– Тогда докажи, что ты взрослый человек: встань. Джереми, ты под кайфом?

– Нет.

– А записку мою прочел?

– Ага. Хотел позвонить тебе, когда доберусь.

– До бухты Подковы?

– Мне казалось, что туда вполне реально доползти.

Я все шла рядом, мимо проносились машины – казалось, картина никого не беспокоит (мало ли вокруг ходит полных женщин и ползает молодых людей).

– Ты сколько уже прополз?

– Пока немного.

– Господи.

Вдруг парень взглянул на меня и сказал:

– Ладно, такое предложение: ты немножко со мной проползешь – и хватит на сегодня.

– «Немножко» это сколько?

– Отсюда – вон до того брошенного колеса. Рукой подать.

– Идет.

Вот таким образом я ползла по Трансканадской магистрали на пару с сыном. Я слышала, что, став родителями, люди забывают о себе и плюют на собственное достоинство. Можно сказать, теперь я лично проходила ускоренный курс.

Он спросил:

– Как вчера спалось?

– Глаз почти не сомкнула. Однако чувствую себя прекрасно.

– Рад слышать. Чем занималась?

– В квартире прибралась. – Мимо с гудением проехало несколько машин, а вот то, что полицейские до сих пор не объявились, вызывало серьезные опасения за судьбу нашей цивилизации. – Еще за букетом съездила. Цветы не покупала уже лет – м-м… да никогда в жизни.

– Прелесть. А какие?

– Пионы.

– Какого цвета?

– Белые.

– Нежные, да?

– Очень.

– Люблю пионы.

Прохлада цветов сильно контрастировала с уличной пылью, щебнем и раскаленным асфальтом.

– Ты правда никогда раньше не дарила себе цветы? – Несмотря на слежку, некоторые стороны моей жизни так и остались для него загадкой.

– Себе? Никогда.

– Почему?

– Да потому что это классический способ побороть одиночество – такому в книжках учат. «Вы заслуживаете, чтобы вам дарили цветы! Купите себе букет». Ты представь: если мужчина заходит в магазин и рассматривает книгу на тему одиночества, все присутствующие дамочки шеи себе сворачивают, глядя на него. А если женщина интересуется той же книжкой – магазин мигом пустеет.