Судья отбросил ложную симпатию и мрачно уставился на Филиппа.

— Ты что, собираешься всю жизнь изображать из себя отвергнутого любовника с разбитым сердцем?!

— Мсье, позвольте спросить! — воскликнула Фелисите.

Судья очень обрадовался, ибо он формулировал свои вопросы так, чтобы вовлечь ее в обсуждение. Он кивнул и улыбнулся, напомнив Фелисите в этот миг кота, который уже собрался закогтить мышонка.

— Пожалуйста, мадемуазель. Суд готов вас выслушать. Девушка вышла вперед, чтобы ее было всем хорошо видно. Филипп заволновался и начал говорить:

— Мадемуазель, не стоит…

Судья разъярился и приказал ему не мешать свидетелю. Фелисите не сводила с Филиппа глаз и грустно думала: «Филипп, ты ничего не скажешь сам, и мне придется вступиться за тебя».

— Мадемуазель, что вы желаете нам сказать?

— Господин судья, желаете ли вы ввергнуть наш город в пучину смятения и хаоса, чтобы люди все время проводили в суде? Возможно, вы хотите, чтобы все пошло прахом?

Судья нахмурился.

— Этот… этот вопрос не имеет отношения к делу. Вы мешаете вершить правосудие.

— Напротив, — заявила Фелисите, — я задала прямой вопрос, и он связан с каждым жителем Монреаля.

Девушка оглядела зал и увидела, что все присутствующие очень внимательно ее слушают и одобряют смелость.

— Ни для кого не секрет, что закон о браке давно устарел, и его не применяли более тридцати лет. Всем также известно, что если закон не отменен, на него можно сослаться, как вы и делаете сегодня, господин судья. В таком случае у меня возникает еще один вопрос. Если этот закон действует, остаются в силу и другие законы, изданные в одно время с ним?

Судья кивнул.

— Все законы покойного короля действующие.

— Значит, если опираются на один старый закон, то можно опираться и на остальные законы? — радостно воскликнула девушка.

Присутствующие принялись изо всех сил поддерживать девушку, и судья долго не мог их успокоить, хотя он громко стучал по столу молотком. Затем судья мрачно посмотрел на Фелисите, схватил металлическую линейку и стал колотить ею по медной табличке.

— Если шум не прекратится, все тотчас освободят помещение! — заявил он.

Воцарилась мертвая тишина. Людям было интересно дослушать до конца.

Судья недовольно заявил Фелисите:

— Если я захочу, смогу применять старые законы в любое удобное для меня время. Вам все ясно, мадемуазель?

— Разумеется, но меня этот ответ не удовлетворяет. Я требую, чтобы сегодня вспомнили закон, согласно которому родители должны женить сыновей или выдавать замуж дочерей, иначе им придется платить штраф. Возраст вступления в брак юношей составляет двадцать лет, а девушек — шестнадцать! Господин судья, в городе немало родителей, нарушивших этот закон. А один уважаемый гражданин Монреаля, — она пристально взглянула на судью, и за ней повернули головы все присутствующие в зале, — имеет трех незамужних дочерей — девятнадцати, восемнадцати и семнадцати лет… Судья побагровел и грубо оборвал девушку:

— Упомянутый отец все, наверняка, сделал, чтобы выдать замуж своих дочерей.

— Господин судья, мы все на это надеемся, — ласково ответила Фелисите, — потому что он уже трижды нарушил закон, и ему придется худо, если вновь станут опираться на старые законы. Вы со мной согласны?

Судья насупил брови и не ответил.

— Теперь, господин судья, мне хотелось бы упомянуть о лицензии-разрешении держать домашних слуг. Существует положение, по которому все граждане, имеющие домашних слуг, должны приобретать соответствующую лицензию или платить штраф. Я знаю, господин судья, что у вас тоже есть слуга. Я не спрашиваю, имеется ли у вас лицензия, потому что было бы несправедливо выделять только одного человека, если нарушителей этого закона множество. Я точно знаю, что более двадцати лет в городе не покупались подобные лицензии. Если я ошибаюсь, прошу вас меня поправить!

Судья с такой злобой глядел на Фелисите, что она должна была испугаться. Но девушка пошла дальше.

— По приказу его величества короля Людовика XIV сумму в двадцать ливров обязались выплатить молодому человеку, женившемуся в двадцать лет, и девушке, если она выходила замуж в шестнадцать, — она обратилась к людям, находившимся в зале. — Кто из вас вступал в брак в этом возрасте?

Послышались крики: — Я! Я! И я!

— Но никто не получил двадцати ливров! Друзья мои, я предлагаю отправить королю петицию и потребовать, чтобы вам сейчас заплатили причитающиеся деньги. Хотя закон не применялся уже более тридцати лет!

В зале раздался страшный шум, и судье вновь пришлось воспользоваться линейкой.

— Теперь, что касается остальных выплат, — продолжила Фелисите. — Если в семье десять детей, то по существующему положению им должны платить пенсии из денег, посылаемых в Канаду его величеством. Это составляет триста ливров в год! Более того, если в семье двенадцать детей, сумма увеличивается до четырехсот ливров в год! Мне хотелось бы узнать, сколько казна задолжала многодетным семьям Монреаля, если этот закон действующий? Мсье судья, представьте себе сотни людей, стоящих у ваших дверей и требующих деньги, если вы по-прежнему ссылаетесь на старые законы!