– Просыпайся, княжич! – голос Иггельда, прикосновение к плечу.

– Да я не сплю, – слабо возмутился Младояр.

– Пошли, Младушка, может твой глаз острей моего, старческого, посмотришь на Белого Ведуна, – позвал ведун.

– Ну да, острей, – княжич хорошо помнил собственную беспомощность в ту ночь, ведь он ничего не видел там, где Иггельд сумел зарубить двоих, потом спохватился, – а что, Белого Ведуна словили?

– Принесли труп, – сообщил Иггельд, – только уж больно просто все, так шею и подставил…

Труп старика с длинными седыми волосами лежал отдельно от остальных. Белая рубаха, кольчуги нет. Борода… Младояра чуть не стошнило – в Крутене бороды, особенно длинные, почитались за гнусность. Пусть они кого-то и греют зимой. Но туда же падают крошки, залипает мед, присыхает пиво, потом разводятся мучные черви…

– Что скажешь, Млад?

Княжич поднял голову. Странно, как можно не заметить собственного отца, стоявшего рядом. Будто зрение стало каким-то узким, не видишь ничего, кроме того, куда направлен взгляд. Да, это отец, князь, смотрит сейчас на него печально, глаза красные. Гориполк…

– Я этого… Бегуню… Караулил. Но он ничего не сказал!

– Какая теперь разница, вот он – злыдень! – отец указал на мертвого старика.

– Он или не он? – усомнился Иггельд.

– Вот и разберитесь, вы же – ведуны, – в голосе князя не чувствовалось и тени насмешки.

– Единственный, кто знает Белого Ведуна в лицо – это Бегуня, – заметил лекарь, – но он молчит.

– Околдован, – предположил княжич.

– Или убит, а потом оживлен, – добавил Иггельд.

– Как эти? – князь указал на трупы. Младояр уже успел сосчитать – одиннадцать.

– Может, и как этот, – лекарь указал на труп старика.

– Что же он, сам себя убил, а потом – оживил? – князь не поверил.

– Я слышал о таком обряде, он дает огромную силу, – сказал Млад.

– Я не о том, – повертел головой Иггельд, – может, Белый Ведун себе пару приготовил, как раз на такой случай?

– Вот-вот, – зачастил младший княжич, – если бы ведун умер, его чары пропали бы, а Бегуня все лежит бессловесно, околдованный!

– Никакие это не чары, – рассердился лекарь.

– А что? – князь пристально посмотрел на ведуна.

– Ну… – растерялся Иггельд, пытаясь объяснить то, названия чего не знал сам, – Слова без волшбы, но человека гнетущие. Внушение…

– Ладно, – отмахнулся Дидомысл, – ты, лекарь, осмотри этого, с бородой, если убедишься, что не Белый Ведун, скажешь!

Князь отошел, Иггельду ничего не оставалось, как приступить к делу. Старик долго и пристально вглядывался в окаменевшее, как маска, лицо мертвеца. Потом приподнял веки, вглядываясь в зрачки убитого. Покачал головой.

– Млад, помоги его раздеть!

– Не хочу…

– Что?! – поразился Иггельд словам воспитанника.

– Мерзко…

– Потом руки обмоешь!

– Все одно – мерзко!

– Тогда забудь мечты стать ведуном, овладеть наукой лекарской, – разочарованно бросил наставник, начав снимать с мертвеца рубаху.

Младояр сжал зубы, сплюнул. И – стащил с мертвеца сапог. Грязная обувка казалась княжичу в этот момент менее поганой, чем рубаха убитого, ведь последнюю касалась борода. Сняв второй сапог, Младояр помог стащить порты, удивляясь неподатливой тяжести окоченевшего тела. Еще мгновение – и труп обнажен полностью.

– Кольчуги не было, – заметил княжич.

Лекарь лишь кивнул, его длинные пальцы обследовали раны, принесшие смерть бородачу. Все честь по чести, одно из ранений – сквозное, прямо через сердце. Еще одна глубокая рана – под ложечкой. Вполне достаточно, чтобы наверняка убить человека. Далее Иггельд начал изучать рубцы и шрамы. А Младояр наклонился, разглядывая наколотые картины.

– Разве найдешь теперь след укола, – махнул рукой Иггельд, – куда колдуны колят, в аккурат чей-то меч въехал!

– А это брат его? – вяло поинтересовался Младояр.

– Да.

– Наколки странные, – княжич почесал в голове.

– Отчего же? – отмахнулся лекарь, – Я смотрел, все правильно, вот мужья, вот – ведунские узоры, это – посвящение…

– Дык они все одинаковые!

– Как одинаковые? Разные – здесь одни знаки, тут – другие, и краски разные…

– Та, что в пятнадцать лет получена, должна бы уже и поистереться, поболее, чем в посвящении. А выглядят – все свеженькими…

Иггельд принялся рассматривать узоры на теле мертвеца. Перевернул труп, заглядывал и так, и эдак. Потом вдруг переключился на ноги, прошло еще мгновение – и лекарь, схватив кисть убитого, всмотрелся в мозоли…