— Никогда.

— Значит, об этом судне и идет речь. Много ли наградных получает экипаж?

— Чрезвычайно. Здесь никто не нуждается в деньгах.

— Значит, судно и его капитан в чести у команды. Моряк ценит судно и капитана, если жизнь у него привольная.

— Да, сударыня, нам здесь привольно живется. И среди нас многие любят и судно и капитана.

— А есть ли у тебя мать или близкий друг, которым ты отдаешь заработанные деньги?

— Есть ли…

Мальчик отвечал на вопросы с таким безразличием, что, пораженная его тоном, она повернула голову и бросила быстрый взгляд на его лицо, желая прочесть его чувства. Но он стоял словно в каком-то оцепенении и смотрел ей прямо в глаза ничего не выражающим взором, словно не сознавал, кого видит перед собой.

— Родерик, — продолжала она осторожно, стараясь не спугнуть его малейшим намеком на странность его поведения, — расскажи мне о твоей жизни. Наверно, тебе весело здесь?

— Мне очень грустно.

— Странно. Юнги обычно весельчаки. Наверно, командир чересчур строг с тобой?

Ответа не последовало.

— Я так и знала: ваш капитан деспот.

— Вы ошибаетесь, я никогда не слышал от него ни одного грубого или неласкового слова.

— Значит, он добр и ласков. Ну и счастливец же ты, Родерик!

— Это я счастливец, сударыня?

— Я, кажется, говорю ясно: счастливец.

— О да! Мы все здесь очень счастливы.

— Что ж, это хорошо. На корабле, где царит недовольство, живется не сладко. И вы часто заходите в порты, и ты там развлекаешься, на берегу?

— Я не стремился бы на берег, сударыня, если бы хоть один человек на борту любил меня.

— Разве у тебя нет друзей? А мистер Уайлдер?

— Я слишком мало его знаю. Я никогда не видел его до тех пор…

— До тех пор?

— … пока мы не встретились в Ньюпорте.

— В Ньюпорте?

— Вы же знаете, мы оба оттуда.

— Вот оно что! Теперь я понимаю. Значит, твое знакомство с мистером Уайлдером началось в Ньюпорте? Когда судно стояло вдали от крепости?

— Да. Я отвозил ему приказ принять команду над бристольцем. Он лишь накануне поступил на наше судно.

— Так недавно! Тогда вы действительно мало знакомы. Но капитан, наверно, хорошо его знает?

— Люди надеются, что да, но…

— Что ты хотел сказать?

— Никто не смеет спрашивать отчета у капитана. Даже я могу только молчать.

— Даже ты? ! — воскликнула миссис Уиллис, от изумления теряя всякую сдержанность.

Но мальчик был так погружен в свои мысли, что не уловил внезапной перемены. Он так мало замечал, что творится вокруг, что гувернантка без малейшего опасения тронула Джертред за руку, молча кивнув ей на его безучастную фигуру.

— А как ты думаешь, Родерик, — возобновила она свои расспросы, — нам он тоже не станет отвечать?

Мальчик вздрогнул. На лице его появилось осмысленное выражение, и он быстро взглянул на Джертред.

— Она очень красива, — горячо ответил он, — но пусть не слишком надеется на свою красоту. Ни одной женщине не укротить его нрав!

— Неужели сердце его столь очерствело? Неужели вопрос, заданный прекрасными устами, останется без ответа?

— Послушайте, сударыня, — сказал он с серьезностью столь же поразительной, как и скорбь, звучавшая в ею тихом голосе, — за эти два года я видел больше, чем иному довелось испытать за целую жизнь. Бегите отсюда, даже если вам придется покинуть судно так же, как вы прибыли: на шлюпке, без палубы и без каюты. Здесь не место невинности и красоте.

— Слишком поздно, мы уже не можем последовать твоему совету, — горестно сказала миссис Уиллис, взглянув на молчаливо сидящую Джертред. — Но расскажи нам еще что-нибудь об этом удивительном судне. Ведь ты случайно попал сюда?

Мальчик потупил очи и молча кивнул головой, видимо, не желая отвечать на вопрос.

— Почему «Дельфин» оказался сегодня другого цвета, чем вчера? И почему сегодня и вчера его окраска совсем иная, чем у невольничьего судна, что стояло в ньюпортской гавани?

— А почему, — ответил мальчик с горькой, тоскливой улыбкой, — никто не может заглянуть в сокровенные уголки души того, кто один властен совершать эти перемены? О, если бы на этом судне менялась только окраска, я мог бы еще считать себя счастливым!

— Значит, ты несчастлив, Родерик? Не попросить ли мне капитана Хайдегера, чтобы он списал тебя на берег?

— Я никогда не стану служить никому другому.

— Ты жалуешься и тут же цепляешься за свои оковы!

— Я не жалуюсь.

Гувернантка пристально посмотрела на него. Помолчав, она снова заговорила:

— И часто здесь бывают буйные потехи вроде той, что мы видели сегодня?

— Нет. Вам нечего их бояться. Тот, кто подчинил их себе, умеет держать их в руках.

— Они служат по указу короля?