Так Господь вывел меня и моих родных из ужасной преисподней и снова поселил среди добрых и отзывчивых христиан. Я искренне хочу, чтобы мы оказались достойными тех благодеяний, которые нам оказали и продолжают оказывать.

Теперь, когда вся наша семья (те, кто остался в живых) собралась вместе, бостонская Южная церковь сняла для нас дом. Мы покинули семью Шепардов, которые стали нашими сердечными друзьями, и отправились в Бостон, где прожили девять месяцев. Господь не покидал нас своею милостью. Мне казалось странным поселиться в доме, где нет ничего, кроме голых стен, но, как сказал Соломон: «За все отвечает серебро» 222 . С помощью наших друзей-христиан в Бостоне, других городах и даже в Англии наш дом за короткое время был меблирован. Господь был так милостив к нам в беде нашей, что, не имея ни дома, ни крыши над головой, ни самого необходимого, мы ни в чем не нуждались, ибо Господь склонил к нам сердца многих людей. Как сказано: «И бывает друг, более привязанный, нежели брат» 223 . Сколько же таких друзей мы обрели и живем теперь среди них! Такого друга нашли мы в лице мистера Джеймса Уайткома, в доме которого жили. Истинного друга и в большом, и в малом.

Я вспоминаю то время, когда спокойно спала всю ночь и мысли не мучили меня. Теперь все по-другому. Когда все вокруг спят и бодрствует лишь неусыпное око Господа, меня начинают осаждать мысли о прошлом: о великом Провидении Божьем, Его чудесной силе и могуществе, которые помогли нам пройти через все испытания и благополучно вернуться из плена. Мне вспоминается, как совсем недавно меня окружали тысячи врагов и смерть стояла рядом. Трудно было тогда поверить, что когда-нибудь исчезнет страх перед голодом и я вволю поем хлеба. Теперь у нас есть и хлеб из отборной пшеницы, и «мед из скалы» 224 , и «откормленный теленок» 225 вместо отбросов. Мысли об этом и о милосердии Господа, которое Он проявил к нам, вызывают в памяти слова Давида, сказанные им о себе самом: «Слезами моими омочаю постель мою» 226 . О дивное могущество Господа, которое видели глаза мои! Этого достаточно, чтобы задуматься и проливать слезы, когда все вокруг спокойно спят.

Я познала тщету и суетность этого мира: сегодня я здорова, богата, ни в чем не нуждаюсь, а завтра — больна, изранена, под угрозой смерти, и нет у меня ничего, кроме печали и горя.

До того как я узнала, что такое беда, я готова была пожелать ее. Когда все было благополучно, меня окружали родные, я была беззаботна и весела, я не могла не видеть, что многие люди, которых я ставила выше себя, подвергались бедам и страданиям — болезням и слабости, тяжким испытаниям и потерям. И меня порой одолевала зависть: я считала, что полноценная жизнь минует меня, и мне приходили на ум слова Священного Писания: «Ибо Господь кого любит, того наказывает; бьет же всякого сына, которого приемлет» 227 . Теперь я вижу, что Господь назначил Свой час, чтобы испытать и наказать меня. Участь одних — получать свою долю бед и несчастий по капле: сначала одну, потом, через время — другую, но судьба, уготованная мне, была иной. Я до дна испила свою чашу бед, обрушившихся на меня подобно ливню, который уносит все живое. Я хотела страданий, и я их получила полной мерой (как я полагала), даже через край. И все-таки я вижу, что, обрекая человека на страдания, какими бы тяжкими они ни оказались, Господь всегда может благополучно провести его через все беды и дает почувствовать, что человек в результате этого выиграл. Надеюсь, в какой-то мере и я могу сказать словами Давида: «Благо мне, что я пострадал» 228 . Господь показал мне суетность и тщетность внешнего мира; дал понять, что это суета сует и смятение духа, что все это преходящее — всего лишь тень, порыв ветра, мыльный пузырь. Мы должны полагаться только на Господа, и полагаться во всем. Если я начинаю беспокоиться по пустякам, мне легко сдержаться — стоит лишь задать себе вопрос: «Из-за чего я тревожусь? » Совсем недавно, если бы мне принадлежал весь мир, я отдала бы его за свое спасение или хотя бы за то, чтобы прислуживать христианину. Я научилась смотреть выше сиюминутных, малых бед и успокаивать себя словами Моисея: «… Стойте и увидите спасение Господне… » 229

Достойно сожаления, что мемуаристы, писавшие об открытии и заселении Америки, не оставили нам более детальных и искренних рассказов о замечательных характерах, взращенных жизнью среди дикой природы. Скудные анекдоты, дошедшие до нас, интересны и изобилуют подробностями; они представляют приближенные наброски человеческой натуры и показывают, чем являлся человек на весьма примитивной стадии своего развития и чем он обязан цивилизации. В процессе высвечивания этих диких и неисследованных черт человеческой природы рождается очарование, близкое к открытию; воистину, становишься свидетелем развития у туземцев нравственного чувства, обнаруживая в естественной стойкости и грубом великолепии щедрый расцвет тех романтических качеств, которые цивилизация развивала искусственным путем.

В жизни цивилизованного общества, где счастье и само существование человека столь сильно зависят от мнения ближнего, он постоянно находится под наблюдением. Здесь дерзновенные и индивидуализированные черты аборигенного характера шлифуются или смягчаются нивелирующим влиянием того, что именуют воспитанием; он практикует такое множество мелких обманов, затрачивает так много щедрых чувств ради достижения популярности, что истинное становится трудно отличить от искусственного. Индеец свободен от ограничений и условностей светской жизни и, будучи в значительной мере одинокой и независимой личностью, следует порывам своего нрава или велениям собственного выбора; таким образом, черты его натуры, взращиваясь свободно, предстают во весь свой рост и во всей своей разительности. Общество подобно газону, на котором сглаживается всяческая неровность, искореняется любой сорняк и где глаз упивается улыбчивой зеленью бархатистой поверхности; однако тот, кто посвятит себя изучению природы в ее первозданности и разнообразии, обязан углубиться в чащу, сойти в долину, противоборствовать течению и бросить вызов пропасти.

Соображения подобного рода возникли при случайном знакомстве с томом истории, посвященным первым колониям 232 , в котором с немалым гневом описываются возмущения индейцев и их войны с поселенцами Новой Англии. И мучительно на основании этих предвзятых сочинений отдавать себе отчет в том, что наступление цивилизации пятнается кровью аборигенов; что колонисты легко склоняются к вражде из-за алчности, а их военные действия жестоки и разрушительны. Воображение бледнеет при мысли о том, как много выдающихся личностей исчезло с лица Земли, сколь много храбрых и благородных сердец, отчеканенных из чистейшего природного серебра, было повержено и растоптано в прах!

Такова была и судьба Филипа из Поканокета, индейского воина, чье имя некогда наводило ужас на весь Массачусетс и Коннектикут. Он был самым выдающимся из числа современных ему сахемов, царивших над пикодами, наррагансетами, вампаноа и другими восточными племенами в пору раннего заселения Новой Англии, — из отряда необразованных туземных героев, поднявшихся на самую жестокую борьбу, какую только знала человеческая природа, и сражавшихся до последнего вздоха за свою землю, без надежды на победу или признание. Достойные эпической эпохи и чести стать героями ярких сюжетов для местных легенд и романтического вымысла, они едва оставили после себя сколько-нибудь заметный след на страницах истории, если не считать исполинских теней, встающих в неясных сумерках предания 233 .

Когда пилигримы, как назвали плимутских поселенцев их потомки, впервые нашли пристанище на берегах Нового Света, спасаясь от религиозных преследований Старого, их положение оказалось до крайности жалким и унылым. Немногочисленные количественно, несущие утраты в результате болезней и лишений, окруженные вопиющей дикостью и враждебными племенами, подвергаясь воздействию суровой, почти арктической зимы и превратностям переменчивого климата, они заполонили свой разум мрачными пророчествами. Ничто не способно было удержать их от отчаяния, кроме сильного порыва религиозности.