– Жизель, – говорила я, поглаживая ее волосы. Она резко повернулась и посмотрела на меня, но не с благодарностью за мое возвращение, а со злобой, сверкавшей в глазах.

– Ты ему тоже нравилась больше, чем я. Это так, – заявила она. – Всегда, когда мы были вдвоем, он говорил о тебе. Именно он хотел, чтобы ты поехала с нами. А теперь он мертв, – говорила она, будто это тоже каким-то образом было моей виной.

– Мне очень жаль. Мне хотелось бы найти какой-нибудь способ, чтобы изменить все, – проговорила я.

– Сходи опять к своей королеве вуду, – огрызнулась она и отвернулась от меня. Я постояла немного, а потом поспешила присоединиться к папе и Дафне.

Похоронная процессия была огромной. Присутствовали многие школьники. Друзья Бо и Мартина по бейсбольной команде несли гроб. Меня преследовало ужасное ощущение тошноты, и я была рада, когда Дафна взяла меня за руку и увела прочь.

Весь тот день и несколько последующих шел дождь. Мне казалось, что мрак никогда не уйдет из наших сердец и из нашей жизни, но однажды утром я проснулась от солнечного света и, придя в школу, заметила, что облако печали уплыло прочь. Каждый вернулся к своим обычным делам. Клодин определенно подхватила лидерство, принадлежавшее раньше Жизель, но мне это было безразлично – ведь я проводила не так уж много времени с друзьями моей сестры. Меня интересовали только занятия и возможность проводить свободное время с Бо.

Наконец наступил день, когда можно было перевезти Жизель домой. Ее уже перевели на терапевтическое лечение, но, как сказала Дафна, сестра все еще не хотела помогать врачам в их попытках улучшить ее состояние. Папа нанял частную медсестру, миссис Уоррен, которая работала прежде в госпиталях ветеранов и потому хорошо могла управляться с парализованными пациентами. Это была женщина лет около пятидесяти, высокая, с короткими темно-каштановыми волосами и твердыми, почти мужскими чертами лица. Я знала, что у нее сильные руки, потому что видела, как выступают на них вены, когда она приподнимала Жизель, чтобы поудобнее устроить ее. Она сохранила некоторые военные манеры и имела обыкновение рявкать приказы прислуге и отрывисто разговаривать с Жизель, будто та была рекрутом, а не пациентом. Я находилась в комнате сестры, когда Жизель выразила недовольство, но миссис Уоррен была не из тех, кто стерпит такое.

– Время себя жалеть прошло, – заявила она. – Теперь пора приложить усилия, чтобы стать по возможности более самостоятельной. И ты не думай бездельничать в этом кресле, выброси подобные мысли из головы. Прежде чем я закончу занятия с тобой, ты научишься почти полностью себя обслуживать, так и будет. Понятно?

Жизель на какое-то время уставилась на нее, а затем обернулась ко мне.

– Руби, передай мне мое зеркальце, – проговорила она. – Я хочу уложить волосы. Уверена, ребята придут навестить меня, как только узнают, что я дома.

– Возьми его сама, – рявкнула миссис Уоррен. – Просто подкати кресло и возьми.

– Руби подаст мне его, – возразила Жизель. – Правда, Руби? – Она уставилась на меня стальными глазами.

Я пошла за зеркальцем.

– Ты этим не помогаешь сестре, – предупредила меня миссис Уоррен.

– Я знаю, – ответила я. Но тем не менее подала Жизель зеркальце.

– Она превратит всех вас в своих рабов. Предупреждаю.

– Руби не имеет ничего против того, чтобы быть моим рабом. Мы сестры, ведь так, Руби? – проговорила Жизель. – Скажи ей, – распорядилась она.

– Я не возражаю, – повторила я за сестрой.

– Зато я возражаю. Теперь уйди отсюда, пока я буду заниматься с Жизель, – рявкнула медсестра на меня.

– Я сама скажу Руби, когда уходить, а когда нет, – огрызнулась Жизель. – Руби, останься.

– Но, Жизель, если миссис Уоррен считает, что мне лучше уйти, я пойду.

Жизель сложила руки и поглядывала на меня сощуренными глазами.

– Не смей двигаться с места, – приказала она.

– Послушайте… – начала миссис Уоррен.

– Прекрасно, – перебила ее Жизель, улыбаясь. – Теперь можешь идти, Руби. И, пожалуйста, позвони Бо и скажи, что я жду его через час.

– Скажи – через два часа, – посоветовала миссис Уоррен. Я кивнула и вышла.

В этом смысле я была согласна с Дафной – жизнь с Жизель-инвалидом стала значительно более сложной и беспокойной. Несчастный случай, ее ужасные увечья и их последствия никак не изменили мою сестру. Совершенно как и раньше, она полагала, что ей дозволено все, и теперь даже больше, чем раньше. Я поняла, что ни в коем случае не должна была открывать ей душу. Она просто воспользовалась моим откровением, чтобы сделать меня своим рабом.

Если у меня и были надежды, что нынешнее ее состояние отразится на ее отношении к молодым людям, то мне пришлось с ними распроститься, как только я увидела, как она реагировала на появление Бо и нескольких его приятелей. Как какая-то повелительница, слишком божественная, чтобы позволить своим ногам касаться земли, она настаивала, чтобы Бо переносил ее из комнаты в комнату, с места на место, а не возил в кресле. Она собрала вокруг себя молодых людей и попросила Тэда Ламберта массировать ей ноги, пока жаловалась на миссис Уоррен и ужасные мучения, через которые должна пройти по нашей милости.