– Да, это так, – признала я и хотела добавить, что это не кажется мне справедливым, но промолчала.

– Твой отец сам хочет купить тебе несколько колец и браслетов, и он заметил, что у тебя нет часов. С красивыми драгоценностями, в элегантной одежде, чуть косметики, и ты, по крайней мере, выглядеть будешь так, будто была Дюма всю жизнь. Следующее, что я сделаю, это ознакомлю тебя с некоторыми простыми правилами этикета, покажу, как надлежит есть и говорить.

– Что неправильного в том, как я ем и разговариваю? – удивилась я вслух. – Отец не выглядел расстроенным во время завтрака и ленча.

– Ничего неправильного для жизни на болотах. Но ты теперь в Новом Орлеане и принадлежишь высшему обществу. Будут званые обеды и всякие торжества. Ты ведь хочешь стать утонченной, образованной и привлекательной молодой леди. Разве нет?

Я не могла не хотеть стать такой, как Дафна. Она была исключительно элегантной, держалась с потрясающей уверенностью, и все же каждый раз, когда я соглашалась делать что-то, что она говорила или делала что-то, чего она хотела и от меня, я чувствовала себя так, будто и сама теперь свысока смотрю на кайенов, не уважаю их и не считаю равноценными себе.

Я решила стараться изо всех сил, чтобы сделать отца счастливым и вписаться в его мир, но не развивать в себе чувства собственного превосходства. Так мне хотелось, но я боялась, что скорее сама стану походить на Жизель, как хотел отец, чем Жизель станет походить на меня.

– Ты действительно хочешь быть Дюма, правда? – настаивала Дафна.

– Да, – ответила я, но без особого воодушевления. Моя нерешительность заставила ее еще раз взглянуть на меня, причем голубые глаза женщины подозрительно потемнели.

– Я очень надеюсь, что ты приложишь все усилия и отзовешься на зов своей креольской крови, своей настоящей наследственности и быстро отгородишься, забудешь кайенский мир, в котором несправедливо была оставлена жить. Только подумай, – продолжала она с некоторой легкостью в голосе, – это ведь просто случай, что именно Жизель выпала лучшая жизнь. Если бы ты появилась из утробы первой, Жизель была бы бедной кайенской девочкой. – Эта идея заставила Дафну рассмеяться. – И я непременно скажу ей, что она могла бы быть той, кого похитили и принудили жить на болотах. Скажу только, чтобы увидеть выражение ее глаз.

Лицо Дафны снова расплылось в широкой улыбке. Как объяснить этой даме, что, несмотря на трудности, выпавшие на нашу с бабушкой Катрин долю, несмотря на мерзости дедушки Джека, мой кайенский мир имел и свое очарование.

Очевидно, для Дафны это было как раз тем, что нельзя было купить в магазине, и потому не имело для нее никакого значения. Да и любовь, несмотря на сказанное ею, любовь тоже вряд ли можно купить. В глубине души я знала, что так оно и есть. Это было одним из моих кайенских убеждений, с которым ей не справиться даже под угрозой лишить меня элегантной и богатой жизни.

Когда мы подъехали к дому, Дафна вызвала Эдгара, чтобы он отнес все пакеты ко мне в комнату. Я хотела помочь ему, но Дафна резко меня одернула, чтобы и не заикалась об этом.

– Помочь ему? – спросила она, будто я предлагала спалить дом. – Это не ты помогаешь ему. Он помогает тебе. Именно для этого существуют слуги, мое дорогое дитя. Я прослежу за тем, чтобы Уэнди все развесила в твоем шкафу и разложила в шкафчике и туалетном столике. Беги разыщи свою сестру и делай то, что положено девочкам твоего возраста в свободные от занятий дни.

Иметь слуг, чтобы они делали за меня самые простые вещи, было для меня одной из труднейших задач, к этому следовало привыкнуть, подумала я. Не сделаюсь ли я ленивой? Но, казалось, никто не беспокоился здесь о лености. Она была естественной и даже необходимой.

Я помнила, как Жизель сказала мне, что будет ждать меня у бассейна в компании с Бо Андрисом. Они и были там – лежали на металлических шезлонгах с пухлыми подушками цвета беж и потягивали розовый лимонад из высоких стаканов. Бо выпрямился, как только увидел меня, и его лицо осветилось теплой улыбкой. Он был одет в бело-голубую рубашку из махровой ткани и шорты, а Жизель загорала в раздельном темно-синем купальнике, и ее очки от солнца были так велики, что сошли бы за маску.

– Эй! – тут же воскликнул Бо. Жизель подняла глаза, сдвинув вниз солнечные очки и глядя поверх них так, как если бы они были очками для чтения.

– Ну что, мама оставила в магазинах хоть что-нибудь для других покупателей?

– Так, совсем немного, – ответила я. – Я никогда не была в стольких больших универмагах и не видела так много одежды и обуви.

Бо рассмеялся над моим бурным восторгом.

– Уверена, она таскала тебя в магазины Дианы, Рудольфа Вите и «Мулен Руж», я угадала? – спросила Жизель.