Первым королю подвернулся Эрин. Выслушав вопрос короля, он сразу сообразил, куда Василий клонит, но помочь в этом деле не смог.

— Я, сир, особой техники боя у лысых не заметил. Какая там стойка!? Какая защита!? Какие уклоны и отбивы!? Одна лишь крысиная повадка: вцепиться в незащищённое место и хоть зубами грызть или пальцами рвать. Может, против меча и видна у них техника, а против топора всей техники — стоял — целый, упал — двумя половинками. Не представляю, как можно отбить или отвести удар моего топора. Или уклониться от него. Вжи-ик, сир, и хоть там что, хоть железо, хоть дерево, хоть черепная кость — ничто не остановит. Самому следить приходится, чтобы с размаху в землю топор не вогнать. А всё прочее ему — не преграда.

— Гном без хвастовства — это полгнома, сир. Остался один Паджеро.

Но, понимая необходимость ответа на вопрос Седобородого, генерал пообещал осторожно порасспросить гномов, что под Скироной приняли первый бой с табуном:

— Если кто заметил разницу между табунами — я сразу же доложу Вам, сир… И чего я, глупый пень, не пристукнул Геймара раньше? Не пришлось бы нам головы сейчас ломать, выясняя, какой Безликий при жизни лучше мечом владел. Что значит — вовремя не тюкнуть топором записного дурака из баронов! Эх, подвело меня мягкосердечие…

Паджеро на своё мягкосердечие не ссылался, но и он выразил сожаление по поводу добежавшей до битвы за Хафелар жизни Геймара:

— Язык у барона был слишком длинным, и я не трогал его только по причине полной его неспособности к владению мечом. Такой соперник на поединке — позор для хорошего бойца. А знал советник многое. Хуже всего, что он знал и умел использовать слабости других баронов. Теперь этим воспользуется Разрушитель…

— Вы заметили различия в действиях табунов, полковник?

— Нет, сир — я как-то не задумывался, просто рубил и — всё. Но учитывать мы должны самый худший для нас вариант. Постараюсь найти ответ на Ваш вопрос, сир. Мнение Тусона было бы надёжнее — учитель фехтования всегда уделяет внимание мелочам в навыках и стиле. Жаль, что встреча с табуном у него состоялась только одна — в Раттанаре он не успел сразиться с лысыми. Довер управился с ними раньше, чем командор с мятежными баронами…

— Вот Вам, сир, ещё один рубака, опробовавший мечом два разных табуна. Ищем Довера?

— Молод он, Капа — опыта никакого нет. Попробуем, но не уверен, что будет толк.

Довер, и впрямь, ничем помочь не смог. Сражался он против разных табунов по разному. В Раттанаре — пешим, орудуя двумя мечами. Здесь, в Хафеларе — верхом и одним клинком. Если и имелись различия в действиях табуна, их всё равно увидеть Доверу не было дано. Как и бойцам его роты — тем немногим, что уцелели и у ворот Раттанара, и во вчерашней битве.

Что ж, вопрос королём задан, и поисками ответа на него озадачился теперь не только он один.

— Похоже, сир, следующий бой с табуном станут разглядывать под мелкоскопом. Всей армией станут разглядывать. И отличий Вам найдут столько, что складывать будет некуда. Даже, если и нетути их там, отличий энтих. Хи-хи-хи, хи-хи-хи…

Но королю было совсем не «хи-хи-хи». Кто их, «энтих капризных королей», разберёт…

Весть о победе Василия в Хафеларе разнеслась по Соргону почти сразу же после битвы — постарались и гномы, используя Камни Памяти, и несдержанные на язык пустоголовые из числа агентов Разрушителя.

Разрушитель не стал делать тайны из очередного своего поражения, имея, видимо, желание побудить своих сторонников к более активным действиям и стимулировать в своих агентах изобретательность, понукая их страхом перед Седобородым. Окончательный разгром Масок означал, одновременно, и конец всем планам мятежников, независимо от их направленности и запросов.

Информационная война под девизом «Седобородый — страшный и ужасный завоеватель Соргона» только начала свой бег, и падению Хафелара уже была отведена соответственная в ней роль. Соргон замер в ожидании: когда же на монетах Хафелара проступит лицо Василия? Ждали и враги, и союзники, и подданные. Но прошёл один день, потом — другой, а Хафелар всё ещё не вошёл в состав земель, подвластных Седобородому.

Причин тому оказалось несколько, и не все они зависели от короля. Василий не стал, подобно Илорину, объявлять своей территорию ещё одного, отвоёванного у Масок, королевства. Он решил принять присягу Хафелара в торжественной обстановке, в столице, и, прежде чем двигаться туда, пожелал отдать должное павшим в сражении солдатам. Потому терпеливо ожидал окончания погребальных работ. Как и под Скироной, стали насыпать два кургана — над бойцами короля и над врагами. Проблему составляло множество зарубленных и застреленных коней — погребать их никто не собирался, а свалить туши где-нибудь в овраг означало получить, с наступлением весны, немало неприятностей от гор гниющего мяса. Поэтому, когда местные жители обратились с просьбой — отдать убоину им, король с радостью согласился, при условии, что потроха не будут потом валяться по всей округе. Так что, Хафелару предстояло некоторое время питаться исключительно конской колбасой.