Шрифт:
Были бы кони, может, и беды бы с Клонмелом не случилось. Очень может быть…
Медведь вывернулся из-за деревьев неожиданно: никто и сообразить ничего не успел, а косолапый тут же сгрёб сержанта и начал его ломать, стараясь повалить на снег. Индур только вскрикнул испуганно, а король уже всадил кинжал, по самую рукоять, под левую лопатку сердитого зверя. Тем дело и кончилось.
Клонмела извлекли из-под медвежьей туши: сержант отделался всего лишь двумя сломанными рёбрами и вывихом плечевого сустава. Да вымазался кровавой медвежьей слюной, пока под тушей лежал.
«— Когда будем есть медвежьи лапы, сир? И вообще — сырую медвежатину?»
«— Да что там есть, Капа, медведь тощий: кожа да кости. Шкура, то есть. Разбудили беднягу и — зарезали. А ни мяса, ни шкуры толковой — не добыли. Разве это шкура? Облезлая да свалянная, в култышках вся…»
Вот таким был первый охотничий трофей короля… Хотя… Результаты охоты на волка сказались на следующий день, точнее — на следующее утро, когда обнаружился у шатра Василия зарезанный волком олень — дар от лесного короля королю людскому за великодушие. И ни часовые, ни кони королевской сотни, не заметили и никак не среагировали на визит хищника. Только и нашли следов, что с одного из снеговиков Индуровых шишки с головы сбиты — там, где зверь с добычей на поляну перепрыгивал. А как обратно ушёл — не нашли даже.
— Никакой это и не волк был вовсе, а сам Леший волком прикинулся, — рассуждали мужики и солдаты. — Короля нашего испытывал: сначала на доброту и жалость к щенкам беззащитным, потом на храбрость — когда медведя-шатуна подослал. Одобрил Седобородого и оленем наградил: другого объяснения нету…
«Караколь, за что тебя любят звери?… птицы?… люди?…»
«— За то, что я люблю их, Ваша Светлость…»
«— А я думала — Вы не вспомните, сир!»
«— «Город мастеров»“ я смотрел раз двадцать, и знал его когда-то наизусть…»
«— Скажите, сир, а, правда — на нашу ситуацию похоже?»
«— Чем же, Капа?»
«— Долой иножемных шолдат! Долой иножемных шолдат! — Капа очень здорово изобразила крик попугая из фильма. — Долой иножемных шолдат!»
«— Похоже… — согласился король. — И, впрямь: долой иножемных шолдат!»
В столицу вернулся генерал Эрин с гномами и ротами Тусона. Привел он и обоз с сапёрами Бальсара. И маг, после передачи Эрину предназначенного для него Камня, укатил со своими на север, на озеро Глубокое — помогать Илорину казармы строить. Министр Кассерин с учеником своим Харбелом к Бальсару присоединился: хоть и не раскололи они секрета выращивания Камней Памяти, но идей на этот счёт имели множество, и продолжали по ним работать — ответы искать. Приказ на отъезд от Вустера исходил, не от короля — тот охотился и, видимо, удачно: во дворец накануне дичи навезли от Его Величества — все ледники мясом забили.
Состязание на выносливость и скорость похода, как и следовало ожидать — после гномьей хитрости — выиграл генерал, с небольшим, правда отрывом от роты Водяного: старания Яктука, Хобарта и Тахата позволили Водяным показать неплохие результаты. Но остальные роты Тусона безнадежно отстали. Командор сделал выводы и принял меры: нагрузка на тренировках солдат возросла вдвое, как и требования сержантов и командиров рот, как и требования самого Тусона.
Когда генерал с командором отчитывались перед военным министром и королевским казначеем Абером о произведенных в походе затратах, выяснилось, что кони, полученные ротой Разящего, не из кармана Эрина были оплачены, а, фактически, королевской казной. Используя данное Василием право, генерал набрал коней под расписки от имени короля, и казначей морщил лоб, пытаясь из отчёта гнома выяснить качество сделанных казной закупок, за которые ещё только предстояло заплатить.
— А кони?… Кони-то хоть хорошие? Какие они, кони-то?
— Четыре ноги с копытами, грива и хвост, — отвечал генерал. — А вы, казначей, где-то других видели?
Вустер хохотал, услышав историю состязания, а Абер всё никак успокоиться не мог, пока коней ему лично не предъявили, свозив в роту Разящего.
Посмеялись, отчитались — теперь бы с королём встретиться: новые приказы получить, но… Как было известно, никого не принимал пока что король, и ни с кем не виделся, скрываясь где-то в лесах — ждал, пока охотничий домик под кровлю подведут. Клонмел и вестники, что королю почту возят, говорили при случае: недолго уже, уже до стропил дошли — дня два-три, и новоселье можно справлять. Тогда и свидятся командиры со своим монархом, на охоте свидятся. Там и поговорят о войне, если король захочет: остыл он, похоже, к победным походам, ждёт непонятно чего.
Всем непонятно — один Вустер, разве что, в курсе: горячие головы Эрина и Тусона всячески остужает, терпите, говорит. Король с Разрушителем нервы друг друга сейчас пытают: чьи нервы первые не выдержат, тому и конец недалёк. Силы, силы копит король, чтобы ударить как надо по слабым местам Разрушителя, но сначала пусть тот слабину покажет, пусть проявит её, пусть для удара откроется… А Разрушитель короля боится — хвост поджал… Вон, на следующий, после принятия Хайдамаром присяги, день — разъезды врага вокруг города уже не появились. Тигр на Знамени не рычал, подтверждая отсутствие пустоголовых в непосредственной близости к городу. А после обеда к воротам прибыл крестьянский обоз с зерном. Осада с Хайдамара была снята…
Эрин понимающе головой кивает, Тусон его согласие своим поддерживает. Но не слышат оба резонов Вустера, а и — слышат, но не вникают в них. Гном по драке соскучился, ждать невмоготу уже, вот-вот закипит, как чайник, и струйку пара из носика выбросит. Тусон тоже до ручки дошёл — руки с меча уже не снимает, с кем бы не говорил: в дело скорее, в битву, в сражение с Масками — хоть сейчас готов… А Вустер всё «Не время» твердит, а когда же оно — время?
Раттанарское общество с приходом войск оживилось: Магда, наконец-то, устроила приём в честь победного похода на восток, и Двор с радостью на нём поприсутствовал. Чтобы не обидеть, не дай боги, короля — показав, что и без него в Раттанаре все счастливы — приём назвали «малым», хотя по числу приглашённых он оставил далеко позади приём, проведенный самим Василием некоторое время назад. Оно и понятно: король собирал только тех, кто ему для дела был нужен, ну, и через кого уважение мог показать всем своим подданным. С его-то характером и умением решать проблемы, охочих без приглашения попасть на приём к Седобородому — немного было, скорее приглашение получали с опаской и шли на приём нехотя. Даже любопытство не выпирало из допустимых пределов: глаза королю мозолить — себе дороже могло оказаться. Так что, приём без Его Величества, после подвигов короля, молвой приукрашенных, уже одним отсутствием Василия превращался в праздник.