— В сторону! — взвизгнула Василиса, оттаскивая Илью от опасного места.

Вовремя: италианский балкон, краса фасада, с преужасным грохотом обвалился вниз, подняв целую тучу пыли.

Через минуту двор огласился громким смехом и звонким чиханием.

Трое мужчин и девица, перепачканные, но совершенно целые, громко ликовали.

— …Думала, разобьюсь! Он, как из-под земли, вырос!

— Илюха, ты стоишь?! Ходишь?!

— Говорили же каменщики: смотреть можно, ступать ни-ни… А-ха-ха-ха!

У Ильи слов не было, он радостно гудел невнятное, хлопал себя по ляжкам, притоптывал на месте.

Сверху, из пустого дверного проёма, который в отсутствие балкона смотрелся весьма нелепо, за ликующими наблюдал стройный юноша. Взгляд его фиалковых глаз были строг и сосредоточен. Поочередно остановился на каждом из четырех лиц и устремился дальше, к воротам.

Туда как раз въезжал всадник, никем кроме юноши не замеченный.

Он натянул поводья, сдвинул чёрные с проседью брови и со спокойным удивлением воззрился на весельчаков, отряхивая дорожный прах с камзола.

На улице остался эскорт, четверо синемундирных конников, у каждого в седельном чехле по карабину.

Княжна наконец оглянулась.

— Дядя! Твой балкон всё-таки обвалился! Я чуть не расшиблась! Кабы не… — Здесь Василиса запнулась. — …Кабы не этот вот человек, не было б у тебя племянницы.

Застигнутые врасплох появлением начальника, приятели повели себя неодинаково.

Гвардии прапорщик вытянулся и сделал правой рукой салютацию. Казак тронул бороду и поправил на боку саблю — запорожцы ломают шапку лишь перед царём иль, на худой конец, перед князь-кесарем. Простолюдин отошёл к своей тележке — мол, вы, дворяне, тут меж собой разбирайтесь, а наше дело мужицкое.

— Я думал, татаре напали. Разгромили мне дом и радуются, — сказал хозяин сдержанно, и лишь по искоркам, что блеснули в желто-карих глазах, было понятно, что пошутил.

Он упруго спустился на землю, потянулся, всё так же зорко оглядываясь. Приметил наверху сына, задержал на нём взгляд, но ничего не сказал и даже не кивнул.

— Василисушка, — с весёлой укоризной молвил Автоном Львович, — тебе бочок не продует?

Она схватилась за бок, обнаружила, что платье лопнуло по шву от подмышки до талии — видно лиф. Ойкнула, обхватилась руками, убежала в дом.

Спровадив племянницу, Зеркалов поманил пальцем Попова. Тот, не дожидаясь вопроса, доложил:

— Господин гехаймрат, дело. Срочное!

— И у меня к тебе тож, — с усмешкой, но уже не весёлой, а опасной сказал начальник. — Был я ныне у князь-кесаря. Гневен он на тебя. Говорит, пропал бесспросно, дерзким манером. Велел сыскать тебя и представить. Что ли тебе, Алексей, голова надоела?

Помертвев, Попов вскричал:

— Разве я бы посмел, кабы не важнейшая оказия!

И поспешно доложил, как на ассамблее случайно подслушал разговор подозрительного немца с мажордомом, как немец тот оказался вражьим курьером и попытался гвардии прапорщика убить, и что обнаружилась у гонца секретная шкатулка с письмом из шведского лагеря. Ежели бы господин гехаймрат наведался в приказную избу, то сержант Журавлёв обо всём отрепортовал бы, ибо о сем чрезвычайном деле извещён и к розыску причастен.

Кто другой из сумбурного этого доклада половины не понял бы, стал переспрашивать, но гехаймрат Зеркалов был муж ума острого и цепкого. Сохмурив брови, он спросил только об одном, грозно:

— Ты почему о тайном при чужих говоришь? — Хищное лицо дёрнулось в сторону казака и мужика, который тоже стоял недалеко и должен был слышать каждое слово. — Пусть на тебя пеняют. Эй, охрана! — оглянулся он на отборных ярыг, всегдашнее своё сопровождение. — Взять этих двоих и в приказ, под замок. Пускай посидят, пока дело не окончится.

— Это мой помощник Дмитрий Микитенко, князь-кесарь пожаловал его армейским прапорщиком. И второй тож при мне. — Попов метнул быстрый взгляд на Ильшу и мигнул: не встревай. — Князь велел мне помощников подобрать, чтоб непременно бородатые. По ведомому твоей милости стрелецкому сыску. Илейка этот один десяти ярыг стоит.

Зеркалов посмотрел на богатырскую стать мужичины, кивнул и махнул охране, чтоб оставалась в сёдлах.

Когда назревала большая охота и пахло серьёзной дичью, гехаймрат лишних слов не тратил, а времени тем более.

— Донесение, — сказал он, протягивая руку.

— Вот тайная шкатулка, хитрого устройства. Если бы не Илейка, ломать бы пришлось… А вот письмо.

Повертев раскрытую шкатулку, гехаймрат углубился в чтение. Несколько раз спрашивал у Попова незнакомые слова, ибо французский язык знал средне.

Прямо во дворе, даже не поднявшись в дом, свинцовым грифельком, который всегда имел при себе, списал донесение на листок. Подозвал Илью:

— А ну, борода. Раз ты сумел эту штуковину отворить, сумей и закрыть.