— Авдей, — умоляюще прошептал Джолли, — уходи. Ведь это (чельный поклон в сторону Клемента) предвозвестник.

Императорского порученца гирреанец разглядывал с весёлым любопытством — в точности как редкостного зверя в зоопарке.

— Тем лучше, — сказал Северцев, завершив осмотр. — Дело решится сразу и без проволочек.

Гирреанец скользнул взглядом по комнате и, не обнаружив стульев для посетителей, сел на пол рядом с Джолли, но не на пятки, как обязан был простолюдин в присутствии высших, а по-степняцки, свернув ноги калачиком. Клемент глазам не верил — пустячным жестом ничтожный поселенец уравнял себя с императорским посланцем и, как следствие, поставил выше патронатора.

А патронатор молчал, одёрнуть наглого плебея, указать ему истинное место даже и не попытался. Больше того, и взглядом, и жестом умолял предвозвестника продолжить разговор с поселенцем на его условиях.

— Авдей, — повторил Джолли, — именем матери твоей заклинаю — уходи.

— Я не призрак, чтобы меня заклинать, — фыркнул Северцев.

Клемент смотрел на него всё с большей растерянностью. Таких людей просто не могло существовать. Сколько теньм себя помнил, ещё никогда и ни у кого не видел такого вольного разворота плеч и настолько уверенно прямой спины. До абсолюта свободными были каждое движение и взгляд Северцева.

К тому же красив гирреанец оказался невероятно. Даже по меркам Алмазного Города такая красота была небывалой. А простые джинсы и лёгкая летняя водолазка подчёркивают её самым выгодным образом.

Высокий рост сочетается с безупречным сложением атлета античной Ойкумены. Тёмно-русые вьющиеся волосы обрамляют канонично правильное лицо, на губах цвета сладкой малины танцует улыбка. Чистая и бархатисто-гладкая кожа с ровным золотистым загаром так и манит прикоснуться, погладить. И глаза — огромные, сумеречные, уютные. А ресницы такие густые и длинные, что в глазах не отражается свет, и оттого их глубина кажется бесконечной, её озаряет лишь собственное мягкое сияние, ясный огонь души. Узкие гибкие кисти совершеннейшей формы, пальцы аристократично длинные и тонкие, но в то же время — крепкие и сильные как у мастерового. В полузабытые ныне времена Белосветного ордена так рисовали ангелов на церковных фресках — пленительно прекрасных и недоступных в своём небесном совершенстве. Но даже они были тусклым и слабым подобием живой красоты гирреанца.

— Итак, — сказало совершенство, — приступим. — Голос у него оказался под стать внешности: лёгкий, звенящий и светлый как плеск чистой горной реки. — Желаете ли вы, досточтимый диирн Бартоломео Джолли, покинуть пустошь и вернуться ко двору?

— Приказы государя не обсуждаются, Северцев, — сказал патронатор.

— Даже если вступают в прямое противоречие с им же самим утверждёнными законами? — с лёгкой насмешливостью поинтересовался гирреанец.

— Объяснитесь, — попросил патронатор. «Именно попросил, а не приказал», — отметил теньм.

— Сначала мой доверитель должен ответить, желает ли он покинуть пустошь.

— Нет, — едва слышно ответил Джолли. — Мой дом здесь.

— В таком случае, высокочтимый предвозвестник и многочтимый патронатор, я заявляю, что вчера утром, незадолго до того, как за досточтимым Джолли явился жандармский наряд, диирн Бартоломео принял таниарство.

— Что? — ошарашено переспросил Джолли. — Что я принял?

— Таниарство, досточтимый, — вежливо повторил Северцев и развернул бумагу. — Вот свидетельство преподобного Григория Васько, священника, который провёл для диирна обряд приобщения к таниарской церкви. Диирн признаёт свою принадлежность к таниарской вере или желает объявить свидетельство преподобного лживым и клеветническим?

Джолли нервно сплетал и расплетал пальцы. Плечи дрожали. Северцев накрыл его кисти ладонью.

— Что вы решили, учитель? — спросил он. — Чего вы хотите на самом деле? Сейчас вы можете выбирать.

— Я… — Джолли запнулся. На мгновение закрыл глаза, перевёл дыхание и сказал твёрдо: — Я действительно вчера утром принял таниарство из рук рабби Григория.

Северцев просиял радостной улыбкой, крепко обнял Джолли.

— Спасибо, учитель!

Тот пожал ему запястье.

— Это тебе спасибо, Авдей.

Северцев взял Джолли под руку, помог встать, а предвозвестнику сказал:

— На этом мой доверитель полагает вашу встречу завершённой. — Поклон лёгкий, обычная вежливость, и не более.

Джолли дёрнулся было на поклон, предписанный Высоким этикетом, но Северцев держал под руку, и бывшему придворному пришлось ограничиться поклоном из этикета Общего.

Северцев и Джолли ушли. Клемент посмотрел на патронатора.

— Он из семьи мятежников, предвозвестник. Они все такие, даже если в пыточное кресло засунуть. — Спину патронатор держал прямо, словно взял у Северцева частицу его весёлого нахальства и спокойной свободы.

— Однако Северцев назвался поселенцем, — сказал Клемент.

— Так и есть. Он поселенец по матери-инвалидке. Поселенцем считается и его отец, Михаил Северцев.

— Считается? — уточнил теньм.

— Да, предвозвестник. Доказать участие Северцева-старшего в антигосударственной деятельности не удаётся до сих пор. В юности он получил три года каторжных работ за укрывательство беглого мятежника, но с тех пор ни разу ни на чём не попадался, хотя бунтовщицких занятий не прекращал ни на день. Северцев очень хитёр… Сами мятежники называют его Великий Конспиратор, а в наших досье он значится под кличкой Скользкий. Один из лидеров своей партии.