Шрифт:
Единственной подозреваемой в краже сережек для программиста была его любимая. Интересно, а какой у нее нашелся мотив для причинения вреда жене фараона.
— Она мстительна, — объяснил сомнения парня Тутанхамон и встал с подушек. — А теперь ступай за мной.
Он взял трость и поковылял к двери, за которой его дожидались телохранители.
— Можно еще один вопрос? — поднимаясь, полюбопытствовал Иван.
— Да?
— Вывихнутое колено — это тоже происки дворцовых интриганов?
— Несчастный случай. Сам виноват.
Головная боль застала Анхесенпаамон врасплох, когда она нежилась в спасительной тени пальм рядом с бассейном в царском саду. Служанка Мерит принесла госпоже полную чашу винограда, и та наслаждалась сладким вкусом сочных ягод. Как вдруг правительнице показалось, будто некто невидимый вогнал ей в голову медный штырь от виска до виска. Девушка ахнула и зажмурилась. На мгновение боль стихла, но вскоре вернулась с удвоенной силой, что царица даже выронила виноградину и схватилась за голову.
Служанка тут же кинулась к Анхесенпаамон, но та лишь отмахнулась:
— Принеси маку, — слабым голосом попросила царица, ложась на спину.
Она смотрела на лазурное небо, чуть видимое из-за широких листьев пальм, и тяжело дышала. А по штырю в голове уже били своими молотами незримые кузнецы. Боль пульсировала и не давала думать ни о чем, кроме нее.
Маковая настойка помогла, но слабо. Немного отпустило, но потом невыносимая боль вернулась, и царице пришлось свернуться клубочком, прижав ноги ко лбу.
— Не беременны ли вы, госпожа? — хлопотала вокруг нее верная Мерит.
Подоспевший на зов служанки дворцовый лекарь просил царицу расслабиться, и лечь на спину, но Анхесенпаамон только стонала и каталась по тюфяку.
Боль прошла так же внезапно, как и появилась. Измученная правительница медленно поднялась на локтях и прохрипела служанке:
— Найди Сенеба, пусть соберет паланкин, я еду в город.
— Госпожа, если вы считаете себя здоровой, то я смею с вами не согласиться, — придворный лекарь придержал за руку служанку, пока не услышал в ответ:
— Это проклятье, мне срочно нужно в храм, чтобы жрица наложила на меня защитные чары.
— Вы уверены? Позвольте мне изучить мету [27] .
— Господин Синухе [28] , я уверена, меня прокляли, и пока не поздно позвольте мне защититься.
— Как бы не оказалось поздно потом лечиться, — с укоризной в голосе предупредил доктор.
— Все будет хорошо, мой лекарь, — она крепко обняла его, словно то был не придворный врачеватель, а ее родной отец.
27
Мету — каналы в человеческом теле, согласно представлениям древнеегипетских целителей задачей врача является не допустить их закупорки во избежание застойных явлений в теле.
28
Придворный лекарь Синухе — главный персонаж романа Мики Валтари 'Египтянин' — лечил Эхнатона и его преемников, а далее и Эйе, и Хоремхеба.
И тут боль снова пронзила виски царицы. Владычица отошла к ближайшей пальме и уткнулась лбом в ствол. Немного помогло.
— Я приготовлю маковую настойку, — не унимался лекарь, понимая, что только он хоть как-то способен помочь госпоже.
— Паланкин, пожалуйста, ради всех богов, — еле шевеля губами, прошептала царица.
Ее просьбу исполнили очень быстро. Когда Анхесенпаамон садилась на подушки в паланкине, боль снова отступила, и она даже нашла в себе силы улыбнуться доктору Синухе, протянувшего чашу с крепкой настойкой.
Царицу прокляли, в этом она ни капли не сомневалась. Обычная боль, следствие закупорки мету, не возникает столь внезапно и не способна бесследно исчезать. Очевидно, не очень доброжелательный колдун то втыкал, то вытаскивал из восковой куклы медную иголку. К тому же пропали серьги. Личная вещь связывала куклу и жертву, об этом правительница прекрасно знала. Она помнила, как подобным образом закупорили мету ее старшей сестры Мекетатон, и девочка умерла не дожив до восьми лет. Позже кто-то из слуг нашел в куче мусора украшения маленькой царевны и восковую куклу с проткнутым насквозь животом.
Единственное средство от предметной магии — общение со жрицей. Только бы успеть доехать, пока болезнь не стала необратимой, и проклятье полностью не овладело телом Анхесенпаамон. Шум толпы на улице, крики глашатая с просьбой освободить дорогу, вопли ослов и мычание коров, — какофония звуков давила на уши, а в висках снова начала пульсировать невыносимая боль.
Царица ехала, прижав колени ко лбу, не выглядывая за штору. Но когда рабы опустили паланкин на землю, она нашла в себе силы самостоятельно спуститься на горячий песок площади перед храмом.