Шрифт:
Мотма жёстко усмехнулась. Кем бы они ни были — они всего лишь люди. Даже если они одарённые (было у неё такое подозрение-мысль). Их можно использовать. И нужно это сделать.
Она улыбнулась. Фей'лиа уже отправлен кодированный запрос. Скоро он сам прибудет сюда. И тогда мы посмотрим. Нас тоже будет двое.
Человек ниоткуда
Человек, который разговаривал с Мотмой, усмехался. Как всегда. Как обычно. Люди не могут жить без интриг. И без дурацкой мысли о том, что они свободны. В интригах. В жизни. В игре.
Сами себя этими интригами загоняют в угол. И каждый раз им кажется: они могут переиграть. Никогда. Они лишь слепо следуют своей природе, делая себя предсказуемыми от девяноста до девяноста девяти процентов.
Человек нахмурился и вздохнул. Десять процентов — большой допуск. Слишком большой допуск. Особенно когда он касается таких людей, как Вейдер и Палпатин. Палпатин и Вейдер…
Ничего. У них осталась козырная карта. И, кажется, в ранге Туза или Госпожи.
Люк
Люк Скайуокер дрых без памяти. В каюте станции на ярусах высшего командования, куда его отвели. За дверью стояли гвардейцы. В каюте был практичный комфорт. Люку до этого не было дела. Он спал. Поджав под себя ноги и разметав руки по одеялу. Вывернулся боком и полуоткрыл рот.
Ему снились прекрасные сны.
В них он был счастлив. Как счастлив был сегодня, когда всё узнал. Контакт такой степени ни для кого не проходит бесследно. Вейдер исследовал его ум — но и сам открылся ему. И он его увидел. Настоящего.
Это был жёсткий и взрослый человек, сейчас усталый, упорный, мрачный, язвительно ироничный… Он был живой. Ничего от того, чем пугал Бен Люка. Никакой тьмы, никакого подчинения, никакой оглушающей смерти. Никакой мертвящей заданности действий.
Никакого отсутствия души.
А ещё он был родной.
Он узнал его, как будто знал раньше. Душа к душе творит странные вещи. Он его узнал…
Люк счастливо повернулся во сне и обхватил руками колени. Надо будет сказать Лее… И Хану… И всем… Они напрасно боялись. Он живой. Просто покалеченный и ожесточённый, но живой. Он настоящий… И всё, что о нём выдумывают — такая пакость…
Он быстро ушёл от него. Узнал и ушёл. Пусть. Теперь Люк знает тоже…
Сон в его сне раздвинулся. Появилась поляна в лесу, бабочки и цветы. По поляне кто-то шёл. Весёлый и высокий. И бабочка села к нему на плечо…
Люк улыбнулся, свернулся ещё крепче во сне, и, как бабочку, выпустил на волю свою Силу. Она золотистыми ручейками лучей брызнула во все стороны и на всё.
И Лея в камере вдруг прекратила плакать. Тёплый золотой клубок погладил её лицо и накрыл плечи. Сон Хана в соседней камере перестал быть беспокоен. Внезапно в своей комнате поднял голову Палпатин. Прислушался. И улыбнулся. Улыбкой почти молодой, как из другой жизни.
Вейдер медленно повернул голову и усмехнулся. Какая к ситху тёмная сторона? Мальчишка одарён совершенно иначе. Как…
В далёкой дали вздрогнул человек, подсчитывающий процентную вероятность. Вздрогнул, поморщился и пробормотал ругательство. Процентная вероятность перестала на время занимать его. На долгое время.
И только Мон Мотма не почувствовала ничего совершенно.
И некоторые другие…
Там, в мире Великой Силы, посреди серебристого сияния сидел на пенёчке Оби-Ван. И медленно молодел. Шок такой глубины он испытывал редко. Глаза его ученика, вскрывшие ему душу и отбросившие назад, были худшим из того, что он видел в жизни.
А ещё он был один. Те голоса и воли, что нашёптывали ему решения, подталкивали к выполнению задач, исчезли. Он был один. И совершенно не знал, куда ему идти.
Серебристая пелена была раздвинута привычной рукою. Как утром раздвигают на окнах занавески. И в мир Великой Силы вошёл Куай-Гон, впуская за собой солнечный свет, поляну, залитую солнцем и стайку бабочек, одна из которых тут же села Оби-Вану на макушку. Стриженую.
Ему снова было девятнадцать лет.
— Уф, — сказал Куай. — Всё-таки я до тебя добрался.
— Учитель?!! — не с долей истеричности завопил Оби-Ван. Это была не доля, а вся полнота.
— Я, я, — кивнул Куай-Гон, забавляясь видом своего ученика. Бабочки порхали вокруг, садились ему на плечи, волосы и одежду. За его спиной звучал ветром в листьях и перекриком птичьих голосов лес. Толстые пласты солнца ложились на поверхность тумана, постепенно его прогоняя. — Ты не поверишь, но когда Эни их всех убрал, дорожка оказалась на диво короткой.
— Короткой? — дрожащим голосом спросил Оби-Ван. — Куда?