А Троцкий в это время говорил, что с поляками лучше помириться, пока Красная Армия на пике успеха, чтобы побольше взять по мирному договору. А революция в Польше — дохлый трюк. Сразу после отката «орд Тухачевского» на Восток в то время, пока у активистов зрели идеи реванша, он заявлял, что «повторение уже совершенной ошибки обойдется в десять раз дороже и что я не подчиняюсь намечавшемуся решению, а буду апеллировать к партии. Хотя Ленин формально и отстаивал продолжение войны, но без той уверенности и настойчивости, что в первый раз. Мое несокрушимое убеждение в необходимости заключить мир, хотя бы и тяжкий, произвело на него должное впечатление». [561]

Именно Троцкий впервые заговорил о том, что военный коммунизм — это пустой номер, и что если не прекратить качать из деревни все соки, эдак и судьбу белых баронов повторить недолго. Именно Троцкий еще в двадцатых писал:

А мудрые Ильич и Коба за сии крамольные речи распатронили оного Троцкого в пух и прах, заявив, что мировая революция не за горами и просто временно ненадолго задерживается. [563] И так считали вплоть до Кронштадтского мятежа, когда против них пошли уже не какие-то «белые бароны», а «буревестники революции» — балтийские матросы. Тогда даже премудрому Кобе стало ясно, что теория — теорией, а кушать хочется всем. И вот тогда-то Ильич, страдая, и провозгласил, что прыжок в коммунизм пока откладывается — из ямы разрухи и голода на высокий балкон коммунизма не запрыгнешь, хотя и очень хочется. Сталин этого не понял, но промолчал и все сделал по-своему. Ильич объявил: «НЭП — это всерьез и надолго». Менее чем десяток лет спустя после успения святого Вовки хитрый Коба выкрутился из рогатки этой цитаты, заявив что «НЭП — это всерьез и надолго. Но не навсегда». Короче, хватит. Кончай базар. В смысле рынок. Только причем здесь подготовка нападения Советского Союза на Германию в 1941 году?

Суворов констатирует порочность Версальского мира, привлекая для этого Ленина. Согласен. Это Ленин его подписал? Нет? А тогда причем тут СССР? Это Антанта его подписала. Вот их-то жадность и спровоцировала Вторую мировую войну. А в приводимой цитате Ильич просто сообщает, что он не собирается мешать оной Антанте получить свое заслуженное возмездие. И подготовка нападения Советского Союза на Германию в 1941 году снова ни при чем.

Цитирует Маяковского. Молодец. Одначе подготовка нападения Советского Союза на Германию в 1941 году снова за кадром. А как же, ведь книге нужен объем.

Суворов, наконец-то, кажется, дошел до дела. Он протестует против того мнения, что Сталин отказался от идеи мировой революции. И приводит этому мнению какие-то доказательства:

Первое. Сталин убрал из предназначенного на экспорт фильма «Броненосец Потемкин» фразу «Да здравствует социалистическая революция». Суворов это доказательством не считает. Ладно, не буду и я, тем более что за бугром с таким лозунгом хваленые Витюшей либералы-демократы, свободные до самозабвения, его бы ни за что на экраны не выпустили.

Второе. «Троцкий в далекой Мексике пишет черным по белому: Сталин предал рабочий класс и от великой идеи (мировой революции. — В. Грызун) отказался. Доказательство? Может быть» (с. 68), — скребет в затылке Виктор Суворов. И так прикидывает, и эдак… Опровергнуть можно? Увы, нельзя, особенно с суворовскими знаниями материала. Что же делать? Ура, выход есть!!! «… не все, что говорил Троцкий, надо принимать всерьез» (с. 68). Это он пошутил. Веселый был, вот и пошутил. На следующих двух страницах Суворов низводит Троцкого с когда-то ранее предоставленных ему высот своего высочайшего одобрения («Читая обобщения и предсказания Троцкого через 50 лет и сейчас оценив их точность, мы задаем вопрос: как же он мог это знать?» («Ледокол», с. 25<25>). Он святой, святой!) чуть ли не в пучину ада: «Статьи Троцкого об отходе Сталина от идеи Мировой революции — это вопли пострадавшего. Не будем обращать на них внимания» (с. 71). Ранее он утверждал, что «Троцкий сам жертва такой игры, поэтому и понимает ее» («Ледокол», с. 26<25>), а теперь выясняется, что раз он жертва такой игры, значит как раз он-то в ней ничего и не понимает. Хорошо, я ему тоже в данном случае, так и быть, верить не буду, но пусть он там все-таки разберется как-нибудь между собой. Я еще в тот раз предупреждал…

Но убедительных доводов в защиту того, что Сталин от идеи мировой революции не отказался, мы с вами не увидели.

Хо-хо. Мы с вами на пороге открытия. Мы каждый раз оказываемся на пороге открытия в те моменты, когда болезный наш друг В. Суворов начинает что-нибудь цитировать. Что же — смотрим в книгу…

Видите, до какой степени дошла суворовская нелюбовь к чтению: аж ночью спать ему вопросы не дают, а он все равно упирается. Так и хочется спросить: а книжку прочитать вы не пробовали? Знаете, их, между прочим, читают. А не только обложки разглядывают. Но нет, Виктор, следуя своему девизу «Лучше смерть, чем просвещение», упорно отказывается заходить в своем изучении исследовательской литературы далее заголовка. Да и зачем, если «уже в названии содержится, практически все» (с. 71), что ему нужно, дальше оного названия читать?