— Это все ей. Я не притрагиваюсь к этому.

— Понятно, что нет, мамуся. И все же…

Янник печально усмехнулся и стал так похож на моего брата, что у меня защемило сердце. Я бегло взглянула на Писташ: она сидела выпрямившись, застыв на стуле с каменным лицом.

— …все же нельзя не допустить, что тетя Рен вряд ли в ее положении может на это претендовать, поэтому не считаешь ли ты, что было бы справедливо для всех остальных…

— Это все принадлежит Рен, — отрезала я. — Я к этому не прикоснусь. И вам не позволю, пока моя воля. Понятно?

Тут вступила Лора. В этом черном платье, в желтом свете лампы вид у нее был какой-то болезненный.

— Простите, — сказала она, многозначительно посмотрев на Янника, — мы затеяли этот разговор не из-за денег. Разумеется, мы не ждем от вас, чтобы вы отдавали свой дом или часть наследства тети Рен. Если так прозвучало в наших словах…

Я недоуменно вскинулась: — Тогда какого черта все это…

— У вас ведь книга? — перебила меня, сверкнув глазами, Лора.

— Книга?

— Нам папа рассказывал, — кивнул Янник. — Что ты ему показывала.

— Книга с рецептами, — произнесла Лора на удивление спокойно. — Вы, должно быть, все уже знаете наизусть. Может, дадите нам посмотреть — на время?

— Мы, конечно же, заплатим за все, что используем, — поспешил добавить Янник. — Представь, ведь это снова возродит славное имя Дартижан.

Уж лучше бы он этого имени не произносил. Если какое-то время во мне боролись смятение, страх и недоверие, то от этого «Дартижан» меня вдруг охватил такой ужас, что я смахнула со стола кофейные чашки, и они разбились вдребезги о терракотовую плитку, положенную матерью. Я видела, как странно смотрит на меня Писташ, но сдержать свой гнев была уже не в силах.

— Нет! Ни за что!

Мой голос, как огненный воздушный змей, взметнулся к потолку маленькой кухни, и на мгновение мне показалось, что я, вырвавшись из собственного тела, смотрю на себя бесстрастно свысока и вижу неопрятную, востроносую женщину в сером платье и с волосами, туго стянутыми на затылке в пучок. Я увидела чужое выражение прозрения в глазах своей дочери, затаенную враждебность племянника с его женой, и снова ярость охватила меня, и на мгновение я сорвалась.

— Знаю я, что вам надо! — рычала я. — Не смогли заполучить Мамусю Фрамбуаз, нацелились на Мамусю Мирабель! Верно? — Дыхание колючей проволокой перехватывало в груди. — Не знаю, что вам Кассис наговорил, но не его это дело и не ваше. Этого нет больше, умерло. Ее уже нет, и ни черта вы от меня не получите, ждите хоть сто лет!

Я задыхалась, горло саднило от крика. Схватив с кухонного стола их последний подарок — коробку с льняными платочками в серебряной обертке, — я яростно швырнула им в Лору.

— Забирайте свою взятку! — рявкнула я хрипло. — Можете запихнуть это себе в задницу, если угодно, вместе с вашими парижскими деликатесами, вашими ядреными подливками и вашим бедным папочкой!

На мгновение наши с Лорой взгляды встретились, и я увидела теперь в них неприкрытую ненависть.

— Что ж, я проконсультируюсь со своим адвокатом, — сказала она.

Меня начал разбирать смех.

— Вот-вот! С адвокатом! Чего и требовалось ожидать, верно? — Я расхохоталась в голос. — С адвокатом!

Янник попытался ее успокоить, в глазах у него блеснула тревога:

— Но, ch'eri, ты ведь понимаешь, как мы… Лора злобно рявкнула:

— Да пошел ты на хрен со своими уговорами!

Я хохотала безудержно, в голос. Черные точки плясали в глазах. Лорины глаза ядовитой шрапнелью стрельнули в меня. Но она взяла себя в руки. Сказала холодно:

— Простите. Вы просто не понимаете, как это важно для меня. Для моей карьеры…

Янник пытался, не спуская с меня настороженного взгляда, подтолкнуть ее к двери.

— Никто не собирался, мамуся, тебя огорчать, — затараторил он. — Мы заедем после, когда ты немного отойдешь. Мы же не просим у тебя эту книгу насовсем.

Слова падали скользя, как рассыпавшиеся карты. Я захохотала громче. Ужас все сильней охватывал меня, и даже когда они ушли и странно воровато отзвучал в ночи визг шин их «мерседеса», у меня все равно то и дело перехватывало в горле, взрывались всхлипы, по мере того как иссякал мой адреналин, оставляя меня немощную, дрожащую.