— Видишь ли, — сказала я виновато, — я ненавижу старость и больницы. Я посылала деньги.

Этого говорить не следовало. Но бывает, все, что ни говоришь, все невпопад. Мать хорошо это знала.

— Деньги, — презрительно сказала Писташ. — Неужели это в жизни главное?

Вскоре дочь отправилась спать, и снова между нами в то лето все разладилось. Через две недели она уехала, чуть раньше, чем предполагалось, сославшись на усталость и на подготовку к школе, но я видела, что не в этом дело. Пыталась еще раз или два поговорить с ней, но безуспешно. Она по-прежнему замкнулась, взгляд настороженный. Я заметила, что ей приходит много писем, но тогда ничего не заподозрила. Мысли мои были заняты совсем другим.

Через несколько дней после истории с Янником и Лорой появилась эта закусочная на колесах. Ее привез громадный трейлер, припарковав в траве у дороги как раз напротив «Сг^eре Framboise». Из трейлера вышел молодой парень в красной с желтым бумажной шапочке. В тот момент я была занята с посетителями и особого внимания не обратила, поэтому, когда позже днем выглянула из окна, с удивлением увидела, что трейлер укатил, оставив у обочины маленький фургончик, на котором крупными красными буквами было написано «СУПЕР-ЗАКУСОН». Я вышла из магазина, чтоб получше рассмотреть. С виду фургончик был необитаем, но ставни были стянуты тяжелой цепью, на которой висел замок. Я постучала в дверь, но ответа не последовало.

На следующий день фургон-закусочная открылся. Я обнаружила это примерно в половине двенадцатого, когда обычно начинают сходиться мои постоянные посетители. Между распахнутыми ставнями возник прилавок, над ним раскинулся красно-желтый навес, а ниже тянулась тесемка с цветными флажками, на каждом из которых значилось название и цена — «жареный бифштекс, 17 фр.», «жареная сосиска, 14 фр.» — и еще висела парочка ярких плакатов, рекламировавших «Супер-Закусон», «Большой Классный Бургер» и всякие безалкогольные напитки.

— Похоже, конкуренты появились, — заметил Поль Уриа, появившийся ровно в четверть первого.

Я не спрашивала его, что закажет; он всегда заказывал дежурное блюдо и demi. [55] Вообще-то он много не говорит, сидит себе на своем обычном месте, ест да на дорогу поглядывает. Я и восприняла эти слова как одну из его редких шуток. Бросила насмешливо:

— Скажете тоже! Уж если, мсье Уриа, конкурентом моей «Сг^eре Framboise» станет какой-то фургонный торговец машинным маслом, тогда пора мне складывать кастрюльки и убираться отсюда подобру-поздорову.

Поль усмехнулся. В тот день дежурным блюдом были его любимые жареные сардины, а к ним мой ореховый хлеб в корзиночке; он ел не спеша и, как обычно, посматривал на дорогу. Появление закусочной на колесах вроде бы не повлияло на число посетителей блинной, в последующие два часа я хлопотала на кухне, а моя официантка Лиз обслуживала клиентов. Когда я снова выглянула в окно, у фургона уже стояли двое, но из молодежи, не моя клиентура, — девушка и парень. В руках у них были кулечки с чипсами. Я повела плечами. Да пусть себе.

На следующий день их уже накопилась дюжина, одна молодежь, и радио на всю мощь гнало какую-то дикую музьжу. Несмотря на сильную жару, я прикрыла дверь блинной, но и при этом жестяные отголоски гитар и барабанов пробивались через стекло, а мои постоянные клиентки Мари Фенуй и Шарлотт Дюпрэ жаловались на духоту и сильный шум.

На другой день толпа у фургона стала больше, музыка громче, и я не выдержала. Без двадцати двенадцать на подступах к фургону я мгновенно окунулась в толпу юнцов. Некоторых узнала, но было много и городских: девчонки в купальных лифчиках, легких юбочках или джинсах, молодые парни в мотоциклетных бутсах с брякающими пряжками и с поднятыми воротниками. Я приметила несколько мотоциклов, уже припертых к стенке фургона; к парам горелого масла и пива примешивался запах бензина. Молодая, стриженная под машинку девчонка с кольцом в ноздре нагло глянула, когда я подходила к прилавку, и оттеснила локтем, чуть не заехав мне в физиономию.

— Эй, мамаша, куда без очереди, — рявкнула она, не вынимая жвачки изо рта. — Че, не видишь, народ ждет?

— А, так ты ждешь? А я-то думала, наоборот, обслуживаешь, — парировала я.

Девица обалдело уставилась; я, проигнорировав ее, пробилась вперед. Что ни говори, а Мирабель Дартижан выучила своих детей за словом в карман не лезть.

Прилавок был высокий; задрав голову, я увидала перед собой молодого парня лет двадцати пяти. Хорош собой в крутом плане, сальные блондинистые волосенки по плечи, с одной висячей серьгой в ухе — вроде бы крестиком. Глаза, пожалуй, и произвели бы на меня впечатление лет сорок тому назад, но теперь я слишком старая и слишком разборчивая. По-моему, старые часы перестали тикать примерно тогда, когда мужчины перестали носить шляпы. Если говорить серьезно, то что-то в его физиономии показалось мне знакомым, но тогда я не слишком заострила на этом внимание.

Мое имя, как выяснилось, знал.

— Доброе утро, мадам Симон! — сказал он игриво-вежливо. — Чем обязан? Могу предложить симпатичный burger am'ericain, [56] рискнете попробовать?

Меня разбирал гнев, но я старалась этого не показывать. Судя по улыбке, он ждал скандала и вполне готов был его выдержать. Я лучезарно ему улыбнулась.

— Не сегодня, благодарю, — сказала я. — Но была бы благодарна, если б вы позаботились прикрутить свое радио. Мои посетители…