Поставив посох к стене, он вынул из мешка личину в виде медвежьей головы и надел, спрятав под ней лицо. Смолкли последние шепотки, народ плотнее жался к стенам и друг другу, многие затаили дыхание.

Огневед тем временем начал постукивать в большой кудес, и кудес отозвался гулким низким голосом. Лютава невольно задрожала: у Огневеда был старый, опытный, объезженный скакун, хорошо знающий дорогу в Навный мир, и тот откликался по первому же его зову.

– Эй, эй! – стал выкрикивать волхв, и голос его из-под личины звучал глухо и таинственно. – Из-за леса, из-за гор! Из-за реки текучей, из-за гор каменных, из-за леса стоячего, из-за облака ходячего! Идите к нам на пир, деды и бабки! Готова вам каша, готов мед и пироги!

Стуча в кудес, он слегка крутился на месте, и Лютава ясно видела, как завертелся вокруг него невидимый для простого глаза хоровод духов. Тут были его собственные духи-помощники и покровители, хорошо знакомые, были духи этих мест, духи рода, живущие под порогом дома. Вертясь вокруг кудесника, они вели с ним неслышный разговор, но даже все те люди, кто их не видел и не слышал, ощущали их присутствие.

Наконец Огневед перестал стучать.

– Спасибо вам, чуры, спасибо за гостевание, за привет, за совет! – заговорил он, а Лютава стала ломать на кусочки пироги и разбрасывать их на угощение духам. – А теперь отпускаю вас: отправляйтесь восвояси, да нас не забывайте! Ну, бабка, давай дитятю!

Вслед за волхвом бабка поднесла новорожденного к огню в очаге, освещавшем деревянное лицо чура. Опустив руку в бадью, Огневед трижды брызнул младенцу на лоб и на темя, говоря:

– Как вода чиста, так будет чисто и лицо твое; как вода светла, так будет светла душа твоя; как вода жива, так будет живо имя твое!

Отрезав несколько волосков с темечка новорожденного, Огневед положил их в пламя очага и тихонько шепнул новое имя, чтобы сначала его слышал только огонь. После этого он повернулся к новорожденному и произнес:

– Тем нарицаю тебя по имени пращура твоего – Благояр!

И весь народ в братчине радостно закричал, боярин Благота перевел дух, лица всех домочадцев прояснились.

– Благояр, Благояр… – Воевода морщился, пытаясь вспомнить. – Хвалимка, ты не помнишь у нас такого? – обратился он к своему младшему брату. – Вроде говорил дед, что его дед был Благояр…

– Да нет, не дед, а дедов брат младший!

– Да не брат, а дядька, в его честь и назвали! – напомнил Ратислав, которому тот древний Благояр, живший еще где-то на верхнем Днепре, тоже приходился родичем. – Борелют Ратиславич, сын Ратислава Космача, женат был на Собиславе Растимеровне, смолянке, а у нее был брат Благояр. Вот ее младшего сына по вую и назвали. Правда, Лютава? Он же в Ночь Богов умер, чтобы возродиться смог?

– Верно говоришь, Ратиславе! – крикнула Лютава среди общего радостного гула. Всю свою родословную она затвердила от бабки Темяны еще в оторочестве.

– Дождался наконец! – восклицали чурославичи. – Четыре века человечьих ждал, а теперь снова в род пришел!

– Да что духам время! – Огневед тряхнул посохом, зазвенели бубенчики. – У них, в Навном мире, что два века, что один год. Значит, пришло ему время возродиться, боги решили, и вот он вам! Растите, любите, себе на радость, людям на пользу!

«Что им время!» – мысленно согласилась с волхвом Лютава, чувствуя, как сильно бьется сердце.

Перед ее взором стоял образ могучего черного волка. Радомер был где-то рядом; он тоже видел этот обряд, бесчисленное множество раз повторяемый по всем славянским землям. Лютава ощущала у себя за спиной его присутствие. Вот уже триста лет, как он покинул земной мир, но разве это препятствие к тому, чтобы возродиться?

Это возрождение было смыслом и целью ее жизни, и она, такими странными узами связанная со своим родным братом и с духом из Навного мира, ничего так не желала сейчас, как чтобы все предначертанное поскорее свершилось! Может быть, тогда и она наконец сможет жить, как все женщины!

Она посмотрела на Милему – в красном праздничном наряде, такую гордую в новой кике с рогами – знаком плодовитости. Лютава на миг позавидовала ее спокойной, правильно устроенной, радостной жизни, но тут же поняла, что даже ради этого не захотела бы расстаться с тем, чем владела. И со своей странной любовью к родному брату, и с редкими появлениями духа-покровителя, приносящего с собой ужас Бездны… Ведь именно все это дает ей возможность чувствовать себя больше, чем простой человек, и даже больше, чем целый род. Она жила так всегда и не представляла иной жизни.

– Ну, расти, Благояр Чуромилович, вот таким большим! – тем временем восклицала бабка, на вытянутых руках поднимая младенца как могла высоко.

– Вот таким большим! – заголосил Благота, поднимая миску с кашей еще выше.

Гости тоже кричали, поднимали руки, тянулись к кровле изо всех сил, чтобы младенец рос так же быстро и сильно.

– И чтобы сколько в каше зерен, столько лет жил наш Благояр, – кричала бабка. – Род и Рожаницы, всему миру родители, приходите к нам кашу есть, благословите дитятю и весь род его!