— Есть какие-нибудь новости о Кевине Вестбруке?

— Нет. И никаких новых свидетелей. Такое впечатление, что в том квартале все слепые и глухие.

— Как я понимаю, ты уже побеседовал с людьми, с которыми жил Кевин. Удалось у них что-нибудь узнать?

— Немного. Они его не видели. Как я тебе уже говорил, он там постоянно не жил.

Задавая следующий вопрос, Веб тщательно подбирал слова.

— Выходит, его никто не любил? У него нет ни матери, ни доброй старой бабушки, так?

— Есть там одна старуха. Мы думаем, что она мачеха матери Кевина или что-то в этом роде. Похоже, она сама точно не знает, кем приходится мальчику. Казалось бы, простейший вопрос, а поди ответь на него, когда имеешь дело не с нормальной семьей, а с целой родовой общиной, где отцы сидят в тюрьме, матери числятся пропавшими без вести, братьев поубивали, сестры стали проститутками, а детей подкидывают кому ни попадя. Бабка, похоже, искренне обеспокоена судьбой мальчика, но всего боится и держит рот на замке. Да в том районе все напуганы и отмалчиваются.

— Скажи, Пирс, ты лично видел Кевина до того, как он пропал?

— А что?

— Я пытаюсь восстановить временную цепочку между тем моментом, когда видел его в последний раз, и моментом его исчезновения.

— Восстановить временную цепочку? Мне бы твои заботы, — не без сарказма в голосе произнес Бейтс.

— Да ладно тебе, Пирс... Я не пытаюсь наступать кому-то на мозоль, просто я спас этого парня, и мне бы хотелось, чтобы он выбрался из этой переделки живым.

— Вероятность того, что ребенок остался в живых, очень мала, Веб. Тот, кто его похитил, вряд ли повез его после этого на детский утренник. Мы искали, где только можно. Передали его описание полиции других штатов — даже на канадскую и мексиканскую границу отослали факсы. Непохоже, чтобы похитители остались с ребенком в городе.

— Но если Кевин работал на своего брата, тогда, возможно, он в безопасности. Я хочу сказать, что даже такой негодяй, как Большой Тэ, вряд ли способен пристрелить своего младшего брата.

— Мне известны случаи и почище — да и тебе, Веб, тоже.

— Скажи, ты видел Кевина?

— Нет, сам я Кевина не видел. Он исчез до того, как я прибыл на место. Доволен?

— Я разговаривал с парнями из ПОЗ, которые беседовали с мальчишкой в аллее. Они сказали, что сдали его паре «пиджаков» из отдела расследований ФБР. — Веб решил не передавать Бейтсу слова Романо о том, что фактически «пиджак» там был только один. Хотел узнать, как тот отреагирует.

— Ты наверняка удивишься, если я скажу тебе, что тоже разговаривал с позовцами и узнал от них примерно то же самое.

— Они не смогли назвать мне имена агентов. Надеюсь, тебе с этим больше повезло?

— Рано еще об этом говорить, Веб.

Вебу надоело разыгрывать роль задушевного приятеля Бейтса.

— Нет, не рано, Пирс. Я занимался расследованиями не меньше твоего и знаю, как ведутся такие дела. Если ты не можешь мне назвать имена агентов, стало быть, эти парни были не из ФБР. А это значит, что на месте преступления оказались два самозванца, которые умыкнули у тебя из-под носа главного свидетеля. Между прочим, я мог бы помочь тебе с расследованием.

— Это все твои теории. Это во-первых. А во-вторых, мне твоя помощь не нужна.

— Ты, значит, хочешь мне сказать, что я не прав?

— Единственное, что я хочу тебе сказать, так это то, чтобы ты не вмешивался в расследование.

— Но ведь погибла моя команда!

— Понимаю. Но тем не менее предупреждаю, что, если ты начнешь совать свой нос куда не надо, задавать вопросы и заниматься этим делом на свой страх и риск, я поджарю твою задницу. Надеюсь, я ясно выразил свою мысль?

— Я позвоню тебе, когда раскручу это дело.

Веб отключил мобильник и выругал себя за то, что поссорился со своим единственным союзником в Бюро. Все-таки в общении с начальством ему не хватало деликатности. С другой стороны, нечего было Бейтсу спускать на него собак. А как все хорошо начиналось. Ведь он позвонил Перси только для того, чтобы поблагодарить за выступление на пресс-конференции!

Клер потянулась, развела руки в стороны и подавила зевок. Она слишком рано поднялась, а вчера проработала допоздна. Так уж сложилась ее жизнь. Выйдя замуж в девятнадцать лет за школьного приятеля, в двадцать она уже стала матерью, а в двадцать два — развелась. Вспоминать все те жертвы, которые она за последующие десять лет принесла на алтарь медицины и психиатрии, ей не хотелось — слишком их было много. Чего у нее не было — так это претензий к своей дочери, которая только что поступила в колледж. Мэгги Дэниэлс была красива, умна и отлично приспособлена к жизни. Отец не принимал участия в воспитании дочери, когда она была ребенком, поэтому было сомнительно, что она согласится впустить его в свою взрослую жизнь. Клер не могла припомнить, чтобы она слишком уж часто о нем расспрашивала. Похоже, она воспринимала тот факт, что выросла в неполной семье, как нечто само собой разумеющееся. Что же касается Клер, то после развода она редко посещала шумные вечеринки, ни с кем постоянно не встречалась, а через некоторое время и вовсе пришла к выводу, что профессиональная карьера вполне способна заменить личную жизнь.

Она открыла папку и стала перечитывать сделанные ею записи. Веб Лондон оказался прелюбопытным субъектом и мог бы заинтересовать любого исследователя человеческой психики. Хотя из-за его неожиданного ухода из кабинета Клер удалось узнать о нем сравнительно немного, она уже поняла, что этот человек — ходячее сборище всевозможных психических отклонений. Наиболее очевидные из них имели отношение к его детским годам, полученному им ранению в лицо и опасной работе, которой он занимался. Короче говоря, Клер как практикующий психиатр была бы очень не прочь заполучить такого пациента. Стук в дверь прервал течение ее мыслей.

— Войдите.

Дверь распахнулась, и Клер увидела одного из своих коллег.

— Полагаю, тебе будет небезынтересно на это взглянуть.

— На что, Вайни? Учти, у меня полно работы.

— По телевизору показывают пресс-конференцию ФБР. На экране часто мелькает Веб Лондон, а я видел, как он выходил из твоего офиса. Ты ведь его консультируешь, не так ли?

Клер нахмурилась и на вопрос не ответила. Тем не менее она поднялась с места и вышла вслед за Вайни в приемную, где стоял маленький телевизор. Несколько работавших на этом этаже психиатров и психологов, включая Эда О'Бэннона, обступили телевизор и смотрели на экран. Было время ленча, и ни у кого из них посетителей не было. Кое-кто держал в руках надкушенные бутерброды.